отбил ее атаку.
Дальнейшее мое пребывание в охотничьей превратилось в пародию на номер укротителя львов, и, несомненно, выглядело все это очень смешно. По правде говоря, я с тех пор не раз жалел, что эпизод не мог быть запечатлен на кинопленке, но в те минуты, когда чудовищная собака кружила передо мной в тесной комнатушке, а у меня по ноге струилась кровь и обороняться я мог только ветхим стулом, мне было совсем не до смеха. В ее атаках чувствовалась свирепая решимость, и ее жуткие глаза ни на миг не отрывались от моего лица.
Щенки, рассерженные внезапным исчезновением восхитительного источника тепла и питания, все девятеро слепо ползали по помосту и что есть мочи возмущенно пищали. Их вопли только подстегивали мать, и, чем громче становился писк, тем яростнее стремилась она расправиться со мной. Каждые несколько секунд она бросалась на меня, а я отскакивал и тыкал в нее стулом в стиле лучших цирковых традиций. Один раз ей, несмотря на стул, удалось прижать меня к стене. Когда она поднялась на задние ноги, ее голова оказалась почти на уровне моей и я с неприятно близкого расстояния мог полюбоваться лязгающими зубами страшной пасти.
А главное — мой стул начинал разваливаться. Собака уже без особого усилия обломила две ножки, и я старался не думать о том, что произойдет, когда он окончательно разлетится на части. Но я отвоевывал путь назад к двери, и, когда уперся спиной в ее ручку, настал момент для решающих действий. Я издал последний устрашающий крик, швырнул в собаку остатками стула и выскочил в коридор. Захлопнув дверь и прижавшись к ней спиной, я почувствовал, как она вся содрогнулась от ударившегося о нее огромного тела.
Я опустился на пол у стены, засучил штанину и начал рассматривать свои раны, и тут поперек дальнего конца коридора проследовал Харолд с дымящимся тазом в руках и с полотенцем через плечо. Теперь я понял, почему он так задержался: все это время он кружил по коридорам, возможно попросту заблудившись в собственном доме, но скорее взвешивая, какую команду назвать в качестве победителя.
В Скелдейл-Хаусе мне пришлось вытерпеть немало насмешливых замечаний по адресу моей новой моряцкой походки, но когда Зигфрид в спальне осмотрел мою ногу, улыбка сползла с его лица.
— Еще бы дюйм, черт побери! — Он тихо присвистнул. — Знаете, Джеймс, мы часто шутим, как нас в один прекрасный день обработает разъяренный пес. Ну так вот, мой милый, вы чуть было не испытали это на собственном опыте!
Вскоре после этого происшествия я отправился в пешее путешествие по Шотландии, и грубая материя шорт болезненно натирала полукруг, который собачьи зубы оставили на внутренней стороне моего бедра над коленом, — постоянное напоминание о том, что работа с мелкими животными тоже бывает опасной и что даже кроткие суки, оберегая своих щенков, могут стать агрессивными. Но, конечно, верно и прямо противоположное. Чаще, подходя к суке, окруженной щенками, я видел, что она просто переполнена гордостью, и, когда я брал щенков на руки, она восхищенно виляла хвостом. Заранее не угадаешь. Еще один неопределенный фактор в нашей работе.
6. Дэн — и Хелен
— Не может ли мистер Хэрриот посмотреть мою собаку? — такие слова нередко доносились из приемной, но этот голос приковал меня к месту прямо посреди коридора.
Не может быть… И все-таки это был голос Хелен Олдерсон! Я на цыпочках подкрался к двери, бессовестно прижал глаз к щели и увидел Тристана, который стоял лицом к кому-то невидимому, а также руку, поглаживающую голову терпеливого бобтейла, край твидовой юбки и стройные ноги в шелковых чулках.
Ноги были красивые, крепкие и вполне могли принадлежать высокой девушке вроде Хелен. Впрочем, долго гадать мне не пришлось: к собаке наклонилась голова и я увидел крупным планом небольшой прямой нос и темную прядь волос на нежной щеке.
Я смотрел и смотрел как зачарованный, но тут из приемной вылетел Тристан, врезался в меня, выругался, ухватил меня за плечо и потащил через коридор в аптеку. Захлопнув за нами дверь, он хрипло прошептал:
— Это она! Дочка Олдерсона! И желает видеть тебя. Не Зигфрида, не меня, а тебя — мистера Хэрриота лично!
Несколько секунд он продолжал таращить на меня глаза, но, заметив мою нерешительность, распахнул дверь.
— Какого черта ты торчишь тут? — прошипел он, выталкивая меня в коридор.
— Неловко как-то… Ну после того раза…
Тристан хлопнул себя ладонью по лбу.
— Господи боже ты мой! Какого черта тебе еще нужно? Она же спросила тебя! Иди туда. Сейчас же!
Но не успел я сделать несколько робких шагов, как он меня остановил:
— Ну-ка, погоди! Стой и ни с места! — Он убежал и через пару минут вернулся с белым лабораторным халатом. — Только что из прачечной! — объявил он и принялся запихивать мои руки в жестко накрахмаленные рукава. — Ты чудесно в нем выглядишь, Джим: элегантный молодой хирург перед операцией.
Я побрел по коридору, а Тристан на прощание ободряюще помахал мне рукой и упорхнул по черной лестнице.
Взяв себя в руки, я твердым шагом вошел в приемную. Хелен посмотрела на меня и улыбнулась той же самой открытой, дружеской улыбкой, как и при первой нашей встрече.
— А вот теперь с Дэном плохо, — сказала она. — Он у нас овечий сторож, но мы все так его любим, что считаем членом семьи.
Услышав свое имя, пес завилял хвостом, шагнул ко мне и вдруг взвизгнул. Я нагнулся, погладил его по голове и спросил:
— Он не наступает на заднюю ногу?
— Да. Утром он перепрыгнул через каменную изгородь — и вот! По-моему, что-то серьезное. Он все время держит ее на весу.
— Проведите его по коридору в операционную, и я его осмотрю. Идите с ним вперед: мне надо поглядеть, в каком она положении.
Я придержал дверь, пропуская их вперед.
Первые несколько секунд я никак не мог оторвать глаз от Хелен, но, к счастью, коридор оказался достаточно длинным, и у второго поворота мне удалось сосредоточить внимание на моем пациенте.
Нежданная удача — вывих бедра! И нога кажется короче, и держит он ее под туловищем, так, что лапа только чуть задевает пол.
Я испытывал двойственное чувство. Повреждение, конечно, тяжелое, но зато у меня были все основания надеяться, что я быстро с ним справлюсь и покажу себя в наилучшем свете. Несмотря на мой недолгий опыт, я уже успел убедиться, что удачное вправление вывихнутого бедра всегда очень эффектно. Возможно, мне просто посчастливилось, но во всех тех — правда, немногих — случаях, когда я вправлял такой вывих, хромое животное сразу же исцелялось, словно по волшебству.
В операционной я поднял Дэна на стол. Все время, пока я ощупывал его, он сохранял неподвижность. Сомнений не оставалось никаких: головка бедра сместилась вверх и назад, и мой большой палец просто в нее уперся.
Пес оглянулся на меня только один раз — когда я осторожно попробовал согнуть поврежденную ногу, но тут же вновь с решимостью уставился прямо перед собой. О его нервном состоянии свидетельствовало только тяжелое прерывистое дыхание (он даже чуть приоткрыл пасть), но, как большинство флегматичных животных, попадавших на наш хирургический стол, он покорно смирился с тем, что его ожидало.
