Умственные эпидемии

сделала из нее вазу, которую любезно преподнесла мне с цветами, сорванными в больничном саду. Из опасения, как бы цветы не завяли, ей пришла в голову злополучная мысль — налить в вазу воды. Вот почему в течение нескольких минут погибло мастерское произведение искусства!

Госпожа Е. была художницей. Теперь послушайте историю одного ученого.

Густав X. страдал от двух болезней: эпилепсии и бреда, так как в этой области, увы, совместительство не возбраняется. Он вообразил себя великим астрономом, и в течение семи лет мегаломан изучает строение небесных светил и живет под самой крышей, чтобы находиться ближе к небесному своду и иметь возможность производить ночью астрономические наблюдения. Он, впрочем, и выражается всегда параболами: 'Справедливость справедлива', — говорит он; 'ничтожнейший человек есть вместе с тем и величайший, самый низкий есть и самый возвышенный, самый несчастный есть и самый счастливый'.

В течение семи поколений скапливается громадная сумма денег с целью вознаградить астронома за все его труды.

Он построил телескоп, представляющий собой цинковую трубу, в один из концов которой вставлено дно с пробуравленным в нем маленьким отверстием. Самоотверженный ученый проводит в наблюдениях целые дни, причем видит солнце сзади и ищет центральную точку, которая бы позволила ему найти квадратуру круга и затем проникнуть во французскую Академию. Он страдает галлюцинациями слуха, причем наблюдается любопытное и вместе с тем редкое явление, а именно — галлюцинации меняются в зависимости от уха, которым он их слышит. Через правое ухо злой гений постоянно нашептывает ему: 'Свиная голова, кабанья голова!' — между тем как в левое добрый гений говорит: 'Будь терпелив, продолжай, ты очень хорошо поступаешь' — и т. д.

Среди хронических и наследственных душевнобольных нередко встречаются и поэты. Не проходит дня, чтобы директор психиатрической лечебницы не получал посвященного ему послания или кантаты, среди которых иногда попадаются и весьма недурные, но наряду с ними встречаются и такие, на которых лежит несомненный отпечаток самого полного умопомрачения.

Вот стихотворное письмо, адресованное Деве Марии одним торговцем аптекарских товаров, сидевшим в больнице Св. Анны. [4]

Мадонна!
Как живое выраженье
Всех чувств, как скорбный мой привет,
Как слабый дар любви и уваженья,
Прими сей скромный мой сонет!
Сонет
О, дева дев!
Богов царица!
О, наша мать!
В борьбе земной
Для всех живых твоя десница —
Хранитель-ангел их святой!

* * *

Ах, будь же им, небес жилица,
И мне! Тронься нищетой
Моей души! Да благ десница
Заблещет снова предо мной;
Да под святой твоей охраной
В нить быстрых дней моих жизнь вновь
Вплетет и радость и любовь,

* * *

И да очищенный предстану,
Тебя любя, тобой храним,
Я пред Создателем моим!

Он же посвятил господину Маньяну стихотворение, написанное по поводу домашнего спектакля, поставленного в больнице. Поэт сопровождает его следующим любезным стихотворением:

Уважаемый доктор
Любезный доктор! Уваженье
И благодарность, — вот какой
Монетой жалкой, без сомненья,
Я вам вручить вознагражденье
Могу за труд ваш столь большой.

* * *

Примите ж их, мой врач почтенный…
Скажу — возлюбленный, когда,
Мирясь с сей платой малоценной,
Вы мне шепнете: 'несомненно,
Мы с вами квиты — и навсегда!'

Другой больной, по-видимому, испытывает гораздо меньше почтения и благодарности к своему врачу. Он сочинил сатиру, состоящую из 120 александрийских стихов, от которых я вас, впрочем, избавлю. Некоторые из них, однако, звучат весьма недурно:

О, эти худшие из всех живых людишек,
Которых Бог на грех всем мог создать:
Орда бессовестных, гнуснейших докторишек,
В грязь ремесло сумевших превращать
Одно из доблестных, одно из самых чистых
Призваний жизненных! О, эти подлецы,
Что психиатрами зовут, что в моралистах
Бессменно состоят! Они, чтоб скрыть концы
Позорных дел своих, рвут все мои записки.
Они — враги всего: и общества, и всех,