легинсы, влезла в кроссовки и в таком очаровательно-небрежном виде предстала перед сонным Пашей:
– Годится?
– А черт его знает, – честно ответил Павел Сергеевич.
Они выехали из города на просторное шоссе, ведущее к Выборгу, и только через час Павел Сергеевич приметил нужный им поворот. Попетляв по проселочной дороге в лесу, они неожиданно уткнулись в перегородившие путь мощные сварные ворота. У ворот стоял немолодой мужчина в камуфляже. Только после того, как он сверил номер их “пятерки” с каким-то списком, мужчина перевел взгляд на Павла Сергеевича, узнал, простецки улыбнулся и пожелал хорошего отдыха.
Минут через пять они вырулили еще на одного охранника, который по рации передал кому-то, что Македонский прибыл. Все это начинало не нравиться Марине, но Паша бросил небрежно: “Да брось ты ворчать. Наблюдай, как я – в жизни все пригодится. Просто отдыхай. Короче, не задумывайся, о'кей? "
Дача банкира стояла на берегу тихой бухты Финского залива, а точнее, даже не на берегу, а на выходящем в залив полуостровке, перешеек которого был столь узок, что по нему не могли бы разъехаться две машины. Не составляло труда догадаться, почему банкир присмотрел для своего дома именно такое местечко. Сюда было невозможно проникнуть нежеланному гостю.
Дом, вопреки ожиданиям Марины, уже насмотревшейся вдоль дороги на массивные особняки-крепости новых русских, был не красно-кирпичным, а деревянным, каким-то легким снаружи и очень комфортным внутри. Обшитый белыми досками внахлест, он походил на приставший к берегу корабль. Теплое дерево – светлые паркеты в комнатах, сосновая мебель, некрашеные рамы, обрамлявшие слегка затененные стекла, камин в гостиной все это создавало ощущение еще не испытанного Мариной уюта.
Она не сразу приметила, сколь сиротливо смотрелась Пашина “пятерка” среди сияющих лаком джипов и представительных “вольво”. Как и не обратила внимания на выразительные взгляды женщин, скептически оценивших ее студенческий вид.
– Мариша, моя спутница, – представил ее Паша высокому черноволосому мужчине лет пятидесяти.
– Андрей Артурович, – галантно склонился над ее по-деловому протянутой рукой хозяин пикника. – Что же ты, Павел Сергеевич, скрывал от нас такое сокровище? Ну, чистая ирландка. Ах, где мои семнадцать лет… Завидую тебе, Паша. Все люди, как люди: старимся, лысеем, толстеем. А ты, охо-хо, всегда молодой. Теперь-то я знаю, откуда это. Вы, надеюсь, не обиделись? Вам еще не скучно с нами, стариками?
Вскоре Марине и в самом деле стало нестерпимо скучно. Гости за столом, поставленном на просторной веранде, вели деловые разговоры – про таможню, про кредиты и поставки.
Сегодня Паша вызывал в ней досаду. Он рассказывал актерские анекдоты и байки, исправно отвечая ожиданиям гостей Андрея Артуровича. В тихом мире своей квартиры они были только вдвоем, и Марина никогда не задумывалась о той пропасти в возрасте, что разделяла ее и Пашу. Здесь же она с разочарованием видела, что ее Паша скорее принадлежит этим немолодым, пошловатым мужчинам, чем ей самой… Как и у них, через час застолья у него погрузнело и покраснело лицо, как и у них, речь стала немного смазанной…
Расслабившись, Павел Сергеевич стал не то чтобы пьян, но выглядел не совсем удачно, отметила про себя Марина. А также, видимо, и сидевшая напротив суховатая дама, потому что внезапно она прошипела Марине:
– Деточка, надо уметь следить за мужчинами. Марина резко встала.
– Пойду посмотрю залив, – сказала она. Паша, кажется, даже и не заметил подступившего к ней тоскливого настроения.
Андрей Артурович взглядом позвал стоявшего поодаль, у мангала на полянке перед домом, какого-то молодого парня, по виду охранника. Высокий спортивный парень лет двадцати пяти подошел к хозяину.
– Леша, прогуляйся с барышней.
– Да что вы, я одна…
– Нет-нет, у нас так не принято. Мы гостье скучать не дадим. Хотите, идите в теннис поиграйте, хотите – попалите немного, если умеете” Леша, возьми у меня в багажнике-то ружьишко.
Когда молодой человек подошел к хозяину за ключами от багажника, Андрей Артурович добавил тихо:
– Порасспроси-ка ее, кто такая. Чего Пашка это пугало притащил – впервые вижу. Кто его знает, что у нее на уме и от кого тут она, а?
– Проверим, Андрей Артурович, не беспокойтесь. И парень припустил за Мариной к берегу.
– Эскорт прибыл, – весело доложил он. Марина обернулась, и догнавший не без раздражения приметил уже начавший припухать носик и слезы на глазах девицы. Впрочем, еще одно мгновение, и он вдруг почувствовал странное волнение. Дело было не в девице, а в воспоминаниях, внезапно нахлынувших на него. Бывает так: какой-то поворот головы, взгляд, заложенная за ухо прядь непослушных волос – и оторопь узнавания, близкая к обморочной слабости, подступила к Алексею. Когда-то точно такой же он впервые увидел и с ходу полюбил свою непутевую Светку. Светка стояла на лестнице юрфака и всхлипывала – тогда ее еще мог расстроить провал на экзамене…
Марина не смогла не увидеть замешательства охранника. Истолковав его по-своему, она с некоторым удовольствием улыбнулась:
– Что ж, показывайте ваши красоты. Мне здесь и в самом деле нравится, – искренне добавила она.
Слово за слово, и она разговорилась. Парень умело выспрашивал ее про житье-бытье в Петербурге, про то, что было до того, про семью и про Львов. А она, ничего не подозревая, была с ним откровенна – не только потому, что ей стало тяжко в эту минуту, но и оттого, что она уже давным-давно ни с кем не говорила о своем прошлом.
Так получилось, что они с Пашей наложили полный запрет на разговоры об этом прошлом. В этом табу была своя прелесть. Они существуют сейчас, теперь, только вдвоем, их не окружают тени умерших, тени ушедших близких. Прошлое есть – но только в тех милых вещицах, которыми заполонил свой дом Паша…
Марина была рада вспомнить забавные школьные истории. Собеседник попался благодарный он весело фыркал, когда она изображала даму из приемной комиссии университета, Катькины ухаживания за Львом Борисовичем. А когда Леша, прознавший про Маринино спортивное прошлое, предложил ей испробовать помповый “ремингтон”, Марина охотно согласилась.
– Ну-ка… – и она ловким движением перехватила приклад. Столь ловким, что Алексею пришлось поднять ладонь, чтобы успокоить насторожившихся было охранников, все это время следивших за болтавшей на берегу парочкой.
На выстрелы на берегу стянулась и вся застольная компания. Деловые разговоры прекратились, все загудели, зашумели, Марина уже оказалась в центре восхищенного внимания, которое польстило и Паше. Превзойти ее в стрельбе не мог никто.
– Ничего особенного, – тихо доложил Андрею Артуровичу, стоявшему в стороне наблюдателем, охранник Леша. – Обычная дуреха из провинции, из Львова. С артистом живет с осени, у него на квартире, учится, имеет только одну подругу.
– А эти успехи откуда?
– Сказала, что мастер спорта по стрельбе. Занималась у себя дома.
– Гляди-ка, какая ирландочка… Террористочка, – задумчиво протянул Андрей Артурович.
Гости разъехались на следующий день. Отоспавшийся Павел Сергеевич уже с утра вошел в форму и перестал раздражать Марину. Обида куда-то улетучилась, и Марина с легкостью забыла вчерашний день – вспышку своего гнева, разговор с охранником. Леша на следующий день на глаза ей уже не попадался, и Марина даже не могла припомнить его лица. Какое-то оно было никакое: глаза светлые, брови вроде бы есть, а вроде бы и нет, губы бесцветные, легкие залысины. “В общем, профессиональное лицо охранника, – решила она. – Абсолютно незапоминающееся”.
– Ну, миленькая, ты тут без меня не скучай. Через недельку точно прилечу, – Павел Сергеевич собирал вещи перед концертным турне. За лето все деньги улетучились, и он был рад возможности подзаработать. Летел куда-то в Сибирь. Главреж театра был не зверь: всегда отпускал актеров на заработки.
