– Кстати, миссис Рингвуд, – продолжил Слайдер, понижая голос и наклоняясь под зонтик поближе к ее уху, – вы когда-нибудь навещали Анн-Мари в Бирмингеме после того, как она устроилась на работу в оркестр?
– Определенно нет. С чего я должна была навещать ее?
– Вы никогда не были в ее квартире?
– У меня не было причин для этого.
– Значит, у вас никакого представления о том, в какого рода месте она жила? Снимала ли она квартиру? Или делила ее с кем-то?
Она высказала раздражение.
– Я об этом вообще ничего не знаю. Я уже говорила вам раньше, инспектор, я ничего не знаю об ее личной жизни. Я бы предложила вам поспрашивать у некоторых ее друзей-музыкантов.
Слайдер поблагодарил ее, подхватил под руку Джоанну и удалился вместе с ней по боковой дорожке. Значит, это не была квартира тетки – эта возможность теперь была исключена. Но что-то было произнесено сегодня – что-то, в какой-то момент, кем-то – он не мог вспомнить, но это было что-то очень важное. Нет, он никак не мог вытащить это воспоминание. Где-то на границе сознания тревожно звенел звонок, но все было бесполезно. Он оставил попытки вспомнить, зная, что подсознание рано или поздно сделает это само, и вновь переключил свое внимание на Джоанну.
Мартин Каттс как раз спрашивал ее, не пойдет ли она с ним в ближайший паб глотнуть пива. Она ответила отрицательным движением головы и выразительным взглядом в сторону Слайдера, на что Каттс усмехнулся, слегка чмокнул ее в губы и со словами «Увидимся в среду, раз так» удалился.
– Там закрывают в половине третьего, – сказала Джоанна Слайдеру.
Голос ее звучал так странно, что он внимательно посмотрел на нее и только тут заметил, что она вся посерела от холода и переживаний и вот-вот разрыдается. Он быстро потащил ее к машине, чтобы поскорее увезти подальше от этого унылого места, совершенно абсурдно вдруг пожалев, что Анн-Мари не могла уехать с ними вместе. Она ведь тоже была музыкантом, и, хотя никто не любил ее, она все же успела познать товарищескую атмосферу пабов и легкость поцелуев Мартина Каттса. Контраст был очень резким – казалось жестокостью оставлять ее лежащей там, позади.
Он включил обогреватель и вентилятор, и поехал к Лондону с максимальной скоростью, какую только допускала мокрая от дождя дорога. Когда машина прогрелась, Джоанна немножко ожила.
– Ну, – заговорила она наконец, – раз так, значит так. Не такие у меня были представления о похоронах. Когда я уйду, я хотела бы, чтобы сотни людей выплакали по мне глаза, а потом пошли бы и поели доброй еды, и как следует выпили, и говорили друг другу, какой хорошей я была.
– Да, – понимающе ответил Слайдер.
– А еще нормальная хорошая служба в церкви, со свечами и гимнами, и настоящие слова из молитвенника. Не эта второсортная замена для бедных, эта Новая Переработанная и Адаптированная Молитва Серия Номер Четыре, или как еще там называется эта паршивая книжонка. – Она посмотрела на него и неожиданно закричала: – Это несправедливо! – И, уж, конечно, это не относилось к церковной службе.
Но он был теперь даже рад, как ни странно, что это все же не была та настоящая старомодная служба, иначе знакомые слова напомнили бы ему похороны мамы. Так всегда было, когда он слышал их по телевизору или в фильмах, и они все еще заставляли его плакать. Кроме всего остального, похороны еще напоминали вам, что пути назад не было и у вас, что каждый день у вас что-то отбиралось, что-то такое, чего вам никогда не вернуть.
Через некоторое время она заговорила очень тихим голосом.
– Когда я умру, ты обещаешь мне проследить, чтобы меня похоронили как следует, а не так, как мы сейчас видели? А я обещаю сделать то же самое для тебя.
– Ох, Джоанна, – беспомощно проговорил он и взял ее руки в свою ладонь.
Когда они доехали до Тернхэм-Грин, она вновь оживилась.
– Я проголодалась. Знаешь, что я себе представила? Гамбургер! Хороший, настоящий гамбургер, а не тот, что из «Макдональдса». Можем мы заехать в «Макартур»?
– Я не могу, – неохотно ответил он. – Я должен ехать в участок. Там масса вещей, которые я должен сделать, да еще совещание, к которому надо подготовиться, так что ты уж извини.
– И это называется любовная связь, – шутливо пожаловалась она, облегчая ему ситуацию.
– Я постараюсь и заеду попозже, по дороге домой. Если же не смогу, то в любом случае позвоню. – Она глянула на него с таким отчаянием, что он привел ей в поддержку тот довод, которым успокаивал сам себя. – Не беспокойся, теперь мы не можем потерять друг друга.
Она улыбнулась.
– Цыплят по осени считают! Не забывай, что когда я начну работать, тебе придется составить два невероятных графика, чтобы скоординироваться со мной.
– Посмотрите на это, шеф, – Атертон вдвинулся своей викинговской фигурой в дверной проем кабинета Слайдера. – Справка из банка Анн-Мари, и какие же интересные цифры в ней!
– «Мидлэнд-Бэнк», отделение на Глочестер-Роуд?
– Думаю, что она открыла счет, еще когда была в «Ройал-Колледже», – сказал Атертон. – Хотя по ее шикарной тетке можно было подумать, что она была в «Коуттс» от самого рождения.
– Но у нее раньше не было собственных денег, разве не так? – Слайдер разложил перед собой листы банковской справки. – Ну, итоговые цифры достаточно скромные, ничего такого, на что можно купить «Страдивариус».
– Нет, но взгляните сюда, конец августа, видите? «Поступления из разных источников», три тысячи фунтов.
