Зубным духом называли в шутку одонтолога из судебно-медицинской экспертизы.
– Да, если не трудно. Посмотрим, что это нам даст. Но если и таким путем мы не придем к опознанию личности убитого, тогда вся надежда будет на Филипса.
– Художника? – брови Камерона резко взлетели вверх. – А что же ваш проказник? Совсем не хочет колоться?
– Сидит, подложив под себя ладони и плотно сдвинув коленки.
– Где же твоя знаменитая техника ведения допроса?
– Взгляни на дело с его стороны, – предложил Слайдер. – Если скрыть личность убитого стоило таких трудов, просто вопросом нам ничего не добиться; потому что у него есть возможность не отвечать. А пока мы не знаем, кто был найден убитым в баре, нет никакой возможности доказать, что они вообще были знакомы друг с другом и тем более, что Слотер в одиночку кого-то там прихлопнул.
– И на куски разрезал. По-моему, фамилия Слотер сама за себя говорит. Подумать только, забойщик скота! – воскликнул Камерон, потрясая головой.
– По-видимому, в его жестоком обращении с трупом проявилось желание остаться безнаказанным. Но если нам удастся установить личность убитого, Слотер поднимет руки кверху и признается в содеянном. В противном случае, нас ждет долгая и упорная работа.
– Но вы уже предъявили ему обвинение?
– Бэррингтон сейчас носится с этой идеей, но я не знаю, как это можно реально сделать. Да меня это не слишком-то и волнует. Если нам придется его отпустить, а он возьмет, да скроется, то мы получим наглядное подтверждение его вины. И вообще, он обязательно наделает глупостей. Слотера никак не назовешь чересчур интеллектуальным.
Фредди внимательно изучал выражение лица Слайдера:
– Мне кажется, ты чем-то озадачен.
– Скорее всего, да. Есть во всем этом какая-то неувязка.
– Люди не могут вести себя, как автоматы. И кроме того, что особенно хитроумного ты видишь в том, чтобы совершить убийство и не пытаться избежать ареста?
– Сейчас он сидит у нас – и больше ничего! – пожал плечами Слайдер.
– Вот я и говорю, может ли действительно умный человек затевать такую рискованную игру со следствием, когда других подозреваемых нет?
– Похоже, ты прав, – улыбнулся Слайдер. – Как ты меня успокоил, Фредди!
– Ну, мне пора. А ты, если опять будет такая головоломка, потри виски; но еще лучше в подобных случаях два раза по три виски, – посоветовал на прощанье Камерон.
«Небольшой особняк» в Эктоне был, как оказалось, всего лишь верхним этажом мрачного на вид коттеджа с террасой, построенного на рубеже веков и рассчитанного на проживание только одной семьи. Вся площадка перед домом, предназначенная первоначально для палисадника, была забетонирована. На фоне грязного бетонного покрытия, сквозь трещины в котором кое-где пробивалась чахлая травка, победоносно желтели несколько цветков одуванчика. Калитка вообще отсутствовала, как, впрочем, и большая часть кирпичной стенки, проходившей вдоль тротуара, а на месте изгороди, разделявшей когда-то соседние участки, из земли торчали лишь обрубки металлических столбиков, спиленных, что называется, под корень, – все остальное, вероятно, реквизировали во время Второй мировой войны, когда подобный «сбор металлолома во имя победы» никого не удивлял.
Кирпичи на фасаде почернели от вековой копоти, краска на оконных рамах облупилась и висела лоскутьем, а видавшая виды входная дверь была выкрашена голубым колером такого тона, который ничего не говорил ни уму ни сердцу, и если продолжал до сих сор выпускаться, то только в силу инерции производителей. Пройдя не без страха по бугристой дорожке, Слайдер нажал на кнопку звонка, вызвав приступ истеричного лая где-то внутри дома.
Жильцы нижнего этажа к счастью оказались на месте. Сразу за дверью с улицы была малюсенькая прихожая, не более трех квадратных футов, с двумя дверями. Одна находилась прямо по ходу и открывалась, конечно же, непосредственно на лестничный марш; другая дверь, располагавшаяся с левой стороны, вела в то, что когда-то задумывалось как главная зала. Слайдер был допущен в дом с тем непритворным гостеприимством, которое говорит за то, что жизнь хозяев не изобилует происшествиями. Гостя усадили на продавленную софу, обитую искусственным твидом пестрой расцветки, в которой преобладали коричневый и оранжевый цвета, оттащили от него собаку и предложили чашку чая.
В основательно прокуренной комнате пахло старыми коврами, сыростью и псиной. Кроме софы, в обстановку входили еще два кресла, не менее отталкивающего вида, журнальный столик, украшенный пепельницами с окурками до краев, огромный телевизор и рама для сушки белья, на которой это самое белье и сушилось: голубая, полинявшая футболка и огромное количество исподнего. Чтобы процесс сушки проходил быстрее, в комнате имелся электрический обогреватель с двумя раскаленными стержнями, благодаря которому атмосфера сделалась влажной и душной и особенно остро ощущался целый букет всевозможных запахов. На экране телевизора Майкл Фиш комментировал атмосферные явления, связанные с похолоданием, а из соседней комнаты доносилась развязная болтовня радио-диск-жокея. Пес, ухаживания которого были отвергнуты ногой Слайдера, ходил кругами возле двери, оглашая комнату монотонным лаем.
– Вы, наверно, Питером интересуетесь, который живет тут у нас наверху?
– Вот, пожалуйста, молоко, сахар.
– ... осадки в виде дождя, медленно проходя через зоны, находящиеся в центральной части...
– Нет, спасибо, чая я не хочу.
– Так, может быть, вы курите? Подбрось-ка нам сигарет, Бет, дорогая.
– ... имея ярко выраженную тенденцию к рассеиванию – со временем, конечно...
– Замолчи же, Шейн! О-о-о, ты бы не мог убрать его на кухню, Гарри?
