— Какое-то время? — скептически переспросил он. — Ты считаешь, что изменила ему?
— Вовсе нет! — И ее охватила дрожь отвращения, когда в голове внезапно возник образ Алекса. — Никому я не изменяла! Почему ты не хочешь оставить все как есть? Что случилось — то случилось!
— И то, что ты исчезла, не сказав ни слова, — это тоже просто случилось?
— Это твоя проблема! — резко парировала она, в возбуждении расплескав вино из своего бокала. — Представить только — я набралась наглости и ускользнула из твоей постели, даже не поблагодарив тебя! Какой удар по самолюбию!
Она не заметила его движения, но в следующий миг он был уже рядом и протянул ей носовой платок, чтобы она промокнула залитое вином платье. Лицо его при этом ничего не выражало.
— Да, это моя проблема, — протянул он. — А какие проблемы у тебя, Эстелл? — С возгласом нетерпения он отобрал у нее бокал и поставил на маленький столик возле кресла, затем сам вытер перед ее платья. — По крайней мере, у девушки, которая разделила со мной мое однодневное приключение, нахальства была самая малость, — осуждающе заметил он. — Мне кажется, она бы расстроилась, увидев, во что превратилась!
— Возможно, она выросла и решила, что однодневные приключения ни к чему не приведут! — дерзко возразила Эстелл, и голова ее пошла кругом, когда она вдруг представила, как отнеслась бы ее мать к образу, который она так легкомысленно нарисовала.
— Поэтому теперь ты вползаешь в раковину «жеманной скромницы» всякий раз, когда мужчина прикасается к тебе, пытаясь сохранить верность человеку, которого больше нет в твоей жизни?
— Да! — По крайней мере, ее бедная мать скорее предпочла бы такую модель поведения для единственной дочери, нежели образ хищной мстительницы, шныряющей по ночам по улицам, подумала Эстелл.
— Но почему? — спросил он, рывком поднимая ее на ноги и полуобнимая. — Судя по твоим сумасшедшим рассуждениям, ты уже изменила ему, — прошептал он хриплым голосом, прижимая ее к себе, — а мыслями все еще с ним…
— Да-да… Ты абсолютно прав, — прошептала Эстелл сквозь плотно стиснутые зубы, когда он зарылся лицом в ее волосы.
Борясь с подступающим опьянением, Эстелл ругала себя за внезапные слезы, хлынувшие у нее в лаборатории и позволившие Стивену утвердиться в предположении, что она верна какому-то давно покинутому любовнику.
Неожиданно охватила паника: она вдруг почувствовала, что не в силах противиться непреодолимому желанию не просто прижаться к нему, а почувствовать силу его тела, которая, как когда-то, вновь вливается в нее.
— Это успокоило твое уязвленное самолюбие? — вздернув подбородок, мстительно проговорила она и тут же отвернулась, чтобы не встречаться с тревожащей темнотой его глаз.
— Нет, совсем не успокоило! — Он встряхнул ее с напускной яростью. — Ты можешь не смотреть на меня, но это ничего не меняет. Я чувствую, как бьется твое сердце, и могу сказать, чье бьется быстрее.
— То, что я все еще нахожу тебя привлекательным, вовсе не означает, что… Стивен, пожалуйста, прекрати это!
— Почему, Эстелл? — грубо спросил он. — Ты свободна, даже если пытаешься убедить себя, что это не так, и ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя… Приведи хоть один разумный довод, почему я должен прекратить это.
— А как насчет твоего самолюбия? — ехидно спросила она. — Не покоробится ли оно, когда ты узнаешь, что я чувствую?
— Вот именно, что ты чувствуешь? — прошептал он, склоняя голову и слегка касаясь ее рта губами, а потом впиваясь в него с силой, поскольку не ощутил ни малейшего сопротивления.
Такое ощущение, словно возвращаешься домой, с удивлением подумала Эстелл, прильнув к нему. Ее внезапный порыв исторг стон из его груди. Второй, почти болезненный стон вызвало страстное сопротивление Эстелл, когда он с силой оторвал ее от себя и отодвинулся на расстояние вытянутой руки.
— Нет! — хрипло прошептал он, избегая ее взгляда. — Так не пойдет! Мы вряд ли знаем друг о друге больше, чем три года назад! — Он отвернулся от нее и большими шагами направился к двери.
— Другими словами, — зло бросила ему вслед Эстелл, чувствуя себя так, словно ее окунули в ледяную воду, — твое самолюбие по-прежнему не удовлетворено! — Она почти рухнула в кресло, не в силах поверить, что действительно произнесла такие ядовитые слова.
— Да, ты, кажется, права, — медленно проговорил он, открывая дверь. — Но разве тебя это нисколько не беспокоит, Эстелл? Уверен, что найду какой-нибудь выход!
7
— Эстелл, приготовить тебе еще чашечку кофе или чая?
— Стивен, если я скажу, что ты мне действуешь на нервы, я не сильно погрешу против истины, — простонала Эстелл, но в ее раздраженном тоне явно слышались веселые нотки.
— Просто ты сама очень взволнована, — произнес он с преувеличенной заботливостью и тут же чертыхнулся, опрокинув маленькую чашечку, которую только что поставил на стол. — А я неуклюжий, — вздохнул он. — Удивительно, какое различное влияние оказывает бессонная ночь на разных людей!
— А что в этом удивительного? — переспросила Эстелл, наблюдая, как он вытирает кофейную гущу, и внутренне содрогаясь от эротических воспоминаний сродни тем, которые мучили ее всю ночь.
— Значит, ты не отрицаешь, что провела бессонную ночь? — самодовольно заметил он.
— Стивен, я не могу работать, когда меня изводят дурацкими вопросами! — протестующе воскликнула она.
— Да, ты знаешь, как приободрить мужчину! — вздохнул он с наигранным возмущением. — Я всего лишь пытаюсь вести себя естественно и быть приятным собеседником! Ты, очевидно, не понимаешь, как мне больно сознавать, что ты считаешь мое вчерашнее поведение обычным для меня… Итак, чай или кофе?
— Стивен!
— Эстелл, ничего не выйдет, если ты будешь постоянно меня одергивать!
— Чего не выйдет?
— Сегодня я стараюсь вести себя как обычный мужчина.
— Стивен, если поведение обычного мужчины, по твоему мнению, означает отвлечение меня от работы каждые пять секунд предложением кофе…
— Или чая! — прервал он ее голосом, полным оптимизма. — Я могу так же легко приготовить тебе чай!
— Мне кажется, я бы предпочла последнее, если бы ты вновь стал необычным, как и раньше, — сдалась Эстелл.
Это продолжалось все утро: когда измотанная бессонной ночью она вошла в кухню, Стивен любезно усадил ее за стол, предложив яйца, сваренные вкрутую, кофе и тосты. Когда он вежливо подал пальто и заботливо усадил ее в машину, это пробудило ее любопытство. Однако все, что он говорил и делал, было настолько гипертрофированным, что у нее ни на минуту не возникало сомнения в его неискренности… За столь неожиданной переменой что-то скрывалось, и это было одновременно и интересно и тревожно.
— Я хочу заключить с тобой соглашение, — сказал он с улыбкой. — Я не буду вести себя, как кандидат в святые, если ты обещаешь выбрасывать из головы образ ненавистного мне человека всякий раз, когда он там возникает!
— Стивен, ради всего святого!..
— Ни слова о святости, — возразил он. — Эстелл, утром мне вдруг пришло в голову, что у нас с тобой осталось чуть больше недели… Все, чего я хочу, — это чтобы мы смогли расстаться друзьями и чтобы ты уехала без предубеждений против мужчин. Разве это так уж много?