Сержант Герхайм отвешивает пинок по шконке Леонарда.
– Эй – ты – рядовой Пайл...
– А? Что? ЕСТЬ, СЭР! – Леонард замирает на шконке лежа по стойке «смирно». – АЙ-АЙ, СЭР!
– Как зовут эту винтовку, гнида?
– СЭР, ВИНТОВКУ РЯДОВОГО ЗОВУТ ШАРЛИН, СЭР!
– Вольно, гнида. – ухмыляется сержант Герхайм. – А ты уже совсем классный рекрут, рядовой Пайл. Из всех рядовых в моем стаде у тебя мотивации больше всех. Глядишь, я даже разрешу тебе послужить стрелком в возлюбленном мною Корпусе. Я-то думал, ты из говнюков, но из тебя выйдет добрый хряк.
– АЙ-АЙ, СЭР!
Я бросаю взгляд на винтовку на своей шконке. Это прекрасный прибор, ее линии так грациозны, а сама она – надежна и совершенна. Моя винтовка вычищена, смазана и работает безотказно. Это отличный инструмент. Я трогаю винтовку рукой.
Сержант Герхайм проходит вдоль всего отсека.
– РЯДОВОЙ ПАЙЛ МОЖЕТ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ БЫДЛО МНОГОМУ НАУЧИТЬ. Он доведен до кондиции. Вы все доведены до кондиции. Завтра вы превратитесь в морских пехотинцев. ПРИГОТОВИТЬСЯ... СПАТЬ!
Выпуск. Тысяча свежеиспеченных морских пехотинцев стоят навытяжку на парадной палубе, подтянутые и загорелые, в безукоризненных хаки, начищенные винтовки прижаты к груди.
Во взводе 30-92 звание отличного курсанта получает Леонард. Он награждается комплектом парадного обмундирования и получает разрешение промаршировать в этой расписной форме при выпускном прохождении взводов. Генерал – начальник Пэррис-Айленда – пожимает Леонарду руку и одаривает его своим «Благодарю за службу». Начальник нашего выпуска прицепляет ему на грудь знак «СТРЕЛОК ВЫСШЕГО РАЗРЯДА», а командир нашей роты объявляет Леонарду благодарность за лучший результат по стрельбе во всем учебном батальоне.
Как особое поощрение, по представлению сержанта Герхайма я получаю звание рядового первого класса. После того как начальник выпуска и мне прицепляет «СТРЕЛКА ВЫСШЕГО РАЗРЯДА», сержант Герхайм вручает два красно-зеленых шеврона и объясняет, что это его собственные нашивки с тех времен, когда он сам еще был рядовым первого класса.
Во время парадного прохождения я иду правым направляющим, подтянут и горд. Ковбой получает значок «СТРЕЛОК ВЫСШЕГО РАЗРЯДА» и право нести взводный штандарт.
Генерал – начальник Пэррис-Айленда – говорит в микрофон:
– Узрели вы свет? Свет истины? Свет великого светила? Путеводный свет? Прозрели ли вы?
И мы аплодируем и орем в ответ, исполненные беспредельного восторга.
Начальник запевает. Мы подхватываем:
После выпускного церемониала мы получаем предписания. Ковбой, Леонард, рядовой Барнард, Филипс и большинство прочих морпехов из взвода 30-92 направляются в УПП – Учебный пехотный полк, где из них будут делать хряков, пехотинцев.
Согласно моему предписанию, после выпуска из УПП я должен отправиться в Начальную школу военной журналистики в Форт Бенджамин Харрисон в штате Индиана. Сержант Герхайм выражает свое отвращение по поводу того, что я буду военным корреспондентом, а не солдатом-пехотинцем. Он обзывает меня тыловой крысой, штабной сукой. Говорит, что только говнюкам вся халява достается.
Стоя «вольно» на парадной палубе под памятником в честь водружения знамени на Иводзиме[16], сержант Герхайм говорит:
– Курительная лампа зажжена[17]. Вы больше не гниды. С сегодняшнего дня вы морпехи. Морской пехотинец – это навсегда...
Леонард разражается хохотом.
Последняя ночь на острове.
Мне выпало дневалить.
Стою на посту в повседневных брюках, нижней рубашке, начищенных ботинках и в каске с чехлом, выкрашенном в серебряный цвет.
Сержант Герхайм вручает мне свои наручные часы и фонарик.
– Спокойной ночи, морпех.
Я хожу взад-вперед по отсеку отделения между двумя безукоризненно выровненными рядами шконок.
Сто молодых морских пехотинцев мирно дышат во сне – сто оставшихся из ста двадцати, что были с самого начала.
Завтра на рассвете мы усядемся в автобусы-скотовозы, и нас повезут в Кемп Гайгер, что в Северной Каролине. Там расположен УПП – учебный пехотный полк. Все морские пехотинцы – хряки, пусть даже некоторым из нас и предстоит получить дополнительную военную специальность. После продвинутого этапа пехотной подготовки нам разрешат покупать всякие сладости в лавке и ходить в увольнения по выходным, а потом нас распишут по постоянным местам несения службы.
В отсеке отделения тихо, как в полночь в мертвецкой. Тишину нарушает лишь поскрипывание кроватных пружин, да изредка кашлянет кто-нибудь.
Как раз собираюсь будить сменщика, и тут слышу голос. Кто-то из рекрутов разговаривает во сне.
