должен приглядывать за Мисти и ее щенками.
– Но…
– Не спорь со мной, Сойер!
– Хорошо, – проворчал мальчуган без всякого энтузиазма.
– А что там есть, на Тайлеровском ручье? – заинтересовался Ремингтон.
– Отара. Тайлеровский ручей – часть нашего летнего пастбища; Думаю, Мак-Грегор и Рональд должны узнать, что здесь произошло. – Она вздохнула. – Потеря этой шерсти может означать, что я, вероятно, не смогу заплатить, им. Или во всяком случае выплачу только часть причитающейся им суммы. Они имеют право выбора: оставаться им или поискать работу в другом месте.
Ремингтон нахмурился.
– Не уверен, что тебе следует отправляться туда одной.
– Разве у меня есть выбор, мистер Уокер?
– Я мог бы поехать с тобой.
Она почувствовала, как что-то странно сжалось у нее в груди, и поняла, что ей очень этого хочется, но Либби только отрицательно покачала головой.
– Бэвенс будет мне вовсе не опасен. Он вор и пакостник, но на самом деле не так уж страшен. – Либби вспомнила, как Бэвенс сгреб ее в охапку и как она заметила в его глазенках похотливый блеск, но все-таки отбросила эти мысли. – К тому же вы еще не можете ехать верхом. До Тайлеровского ручья путь неблизкий.
Ремингтон склонился над столом с суровым и решительным выражением на лице.
– Тогда, как мне кажется, ты должна подождать, пока я смогу ездить верхом. Уверен, ты знаешь, что Бэвенс представляет для тебя определенную опасность, иначе ты никогда не стала бы в меня стрелять.
Он был прав. Она действительно была напугана.
И по-прежнему иногда испытывала страх. Ей очень хотелось согласиться с Ремингтоном. Либби давно не испытывала такого искушения. Ей очень хотелось позволить ему взять на себя заботу о ней, пусть даже ненадолго. Как хорошо для разнообразия позволить себе зависеть от кого-то!
Однако не в ее правилах допускать такое. Ремингтон сказал, что хочет ей помочь, хочет остаться до тех пор, пока они с Сойером не смогут снова твердо встать на ноги. Но ничего другого он не говорил.
Ну а если он подразумевал нечто большее?
Либби снова покачала головой.
– Я не могу ждать. Мне нужно поехать сейчас.
Она давно сделала свой выбор и не могла отдать собственную судьбу в руки другого человека. Она сама отвечает за свою жизнь. Ей не следует привыкать зависеть от кого-то.
– Либби… – начал Ремингтон.
– Извините, Мак-Грегор и Рональд должны знать, что произошло. Если Бэвенсу удастся украсть еще несколько овец…
Хмурый Ремингтон напомнил ей ее настойчивого отца.
– Я настаиваю, с тобой должен кто-нибудь поехать, чтобы обеспечить защиту.
Она закрыла глаза, стараясь отделаться от воспоминаний о Нортропе Вандерхофе, о его решительном взгляде и несгибаемой воле. Ей казалось, она явственно слышит, как отец снисходительным тоном объясняет: ему виднее, что лучше для нее. Что она всего-навсего маленькая девочка и не может позаботиться о себе, не может принимать собственные решения.
Однако она вполне могла о себе позаботиться! Могла принимать решения. Она не беспомощное создание. У нее есть собственная голова на плечах. Она не собиралась позволить этому симпатичному чужаку заморочить ей голову и заставить забыть обо всем, чему она научилась за последние семь лет.
Либби открыла глаза и в укор посмотрела на Ремингтона.
– Я не могу вас ждать. Это мое ранчо, и я отвечаю за то, что здесь творится. – Она поднялась и начала собирать тарелки, оставшиеся от ужина. – Я уже все решила, так что бессмысленно продолжать этот спор. Сойер, помоги мне убрать со стола. А потом, молодой человек, будь добр заняться чтением. Я уже месяц не вяжу, чтобы ты открывал свой букварь.
Когда в тот вечер дом наконец погрузился в тишину, Либби уселась в своей комнате с томиком стихов в руках. Слабый свет лился на страницы книги. Девушка смотрела на строки и не видела ни слова, вспоминая прекрасно-ужасный момент, когда она едва не позволила Ремингтону полностью взять ситуацию под контроль. Когда ей захотелось, чтобы он стал заботиться о ней. Когда она готова была доверить ему не только то, чем владела, но и себя саму.
Однако именно от этого она бежала, когда скрылась из Нью-Йорка. Она хотела сама принимать решения, быть хозяйкой собственной жизни. Либби слишком хорошо знала, что значит никогда не испытывать радости свободного существования.
Девушка с трудом сосредоточилась на бегущих перед глазами строках:
Она закрыла книгу, стараясь не обращать внимания на щемящее чувство одиночества, которое вызвали в ее сердце слова поэта, но стихи продолжали безжалостно звучать в ее сознании. Либби положила книгу на столик и погасила лампу. Она не допустит мыслей об одиночестве. Она не позволит себе потерять все, чего добилась! Слишком высока цена! Вопреки ее воле перед мысленным взором девушки предстал ее отец – сильный, властный, чуждый всему человеческому. Мысли Либби унеслись в давние времена.
