ярмарку. Еще не занималась заря, а на небе со всех сторон светились меленькие звезды, складывающиеся в привычные, но такие манящие и чарующие созвездия. У Алары было такое чувство, что она только что легла, что, возможно, было правдой — Верный сидел на том же самом месте, под ивой, сторожа силки.
— Тенка?.. — пробурчала она сквозь сон. — Ты чего?..
— Вставай, соня. Мы уезжаем на ярмарку. Я возьму твою синюю ленту, ладно?..
— Я сама хотела в ней пойти…
— Тебе-то зачем?.. Ты никуда не едешь.
— Почему?!
Неужели тетка пожаловалась?..
— Ты остаешься здесь с теткой и дедом.
— У-у-у…
— Не бурчи, это не я придумала.
Тенка завертелась перед зеркалом, привязывая ленту то так, то эдак, но получалось все равно плохо — коса у нее жиденькая, странного мышиного цвета, и просто яркой лентой это не исправляется. Но девушка все равно оставалась довольна — редко когда можно ходить с цветными лентами, а синий цвет всем девушкам к лицу, потому что это цвет невесты.
— Тогда я еще сплю…
— Вставай, тебя тетка зовет.
Тенка настолько похоже изобразила выражение лица тети, недовольно задержкой, что Алара невольно рассмеялась и окончательно проснулась.
— АЛАРА!!!
— Вот, видишь.
Она вздохнула, спешно натянула на себя рабочее платье и нехотя спустилась вниз, на ходу заплетая ведьмин кошмар на голове в тугую косу до колена.
Это было ужасно несправедливо. Ярмарка… Ярмарка… Туда ездили в лучшем случае три раза в год — слишком уж далеко. Чтобы приехать туда к полудню, нужно было выехать засветло, а встать вообще в нечеловеческое время — или, лучше, вообще не ложиться. Но об этом никогда не жалели. Отец проворачивал там какие-то странные, неведомые дела (что-то продавал, что-то покупал, что-то обменивал, с кем-то договаривался — Алара в этом ничего не понимала), а для всех остальных ярмарка — это волшебное приключение! Там были акробаты, шуты, шпагоглотатели, маги… А иногда, если присмотреться, в толпе можно было заметить эльфа или настоящую фею. А еще это просто ярмарка невест — именно на ярмарке ударили по рукам отец и какой-то купец из Волчанки, за сына которого выдали Альку, старшую и, пожалуй, самую любимую сестру Алары.
Не взять на ярмарку — это было ужасно нечестно.
— АЛАРА!!!
Она ускорила шаг. Злить тетку не стоит — отец с мачехой вернутся только завтра вечером, а до этого полноправная хозяйка дома — тетя Иргильда.
— Заставляешь себя ждать, — буркнула тетя, кидая в Алару пустое ведро; она едва успела поймать. — Подоишь коров, сольешь в бидон, потом козу. Кользе принесешь мне, бидон отвезешь на маслобойню.
— А конь?..
— Возьмешь Киселя, — недовольно ответила та. — Иди!
Алара невольно поморщилась. Кисель на то и назывался Киселем, хотя еще правильнее было назвать его Лентяем или Желе. Стоит только зазеваться — и он уже жует очередную ромашку, свернув с тропинки. Вернуть его на нужный маршрут бывает довольно затруднительно.
Она доила, не глядя на руки — слишком привычно. Буренка недовольно на нее косилась. Коза вообще пыталась лягаться — ее приходилось привязывать за все четыре ноги, тогда был риск только быть забоданной.
Алара как раз выходила из коровника, в уголке которого так и осталась привязанной коза, когда отец запрягал коней и грузил нехитрое богатство.
— Алара, иди-ка сюда.
А она так хотела остаться незамеченной!
— Мы приедем завтра вечером, а ты слушайся деда, помогай тете, не забудь про ягоду и нашего постояльца. Беги.
Это был ритуал — каждый раз, когда кого-нибудь оставляли дома, а все остальные уезжали, отец произносил одну и ту же фразу.
Со двора они тронулись одновременно — Алара на несчастном, разбуженном в несусветную рань Киселе и воз со скарбом.
— Так нечестно, правда, Киселек?.. Все уезжают, а мы с тобой остаемся…
Конь согласно всхрапнул; Алара с трудом оторвала его от очень симпатичного кустика слева по курсу.
На маслобойне она сдала молоко. В старице уже давно не принято было делать масло всем по отдельности, но путешествие на маслобойню все равно было увлекательным — во-первых, далеко, во- вторых, домик (выполнявший одновременно еще и функцию мельницы) стоял на утесе, а мимо с ревом прокатывалась река — очень красивое и величественное зрелище. В-третьих, говорят, тут водятся водяные. Ну а в-четвертых, сам мельник был человеком незаурядным и очень интересным.
Но сейчас мельник спал. Жена, ведущая все расчеты и записи (мельник не знал грамоты), сонно записала в толстую тетрадь, что Алара сдала два литра молока на масло и пять на сыр.
Обратно ехали в молчании — Аларе больше не хотелось разговаривать с бессловесным конем.
Водяные им так и не встретились.
Потом был муторный день, когда Алара тщетно пыталась выполнить одна все то, что обычно делал весь дом. Получалось плохо. Одновременно варить обед и чистить осенку на компот еще худо бедно получалось, но вот чистить лук и ловить на поле коров — нет.
Упасть на лавку, да и ту в светлице, а не в своей каморке, она смогла далеко после заката. Тетка еще шебуршалась в погребе, и в светлице, она же главный зал корчмы, были только она, кот да рыцарь, меланхолично жующий хлебушек.
Алара тоже хотела есть, но признаться стеснялась, а бежать на кухню было лень.
— Ты чего такая грустная?..
Алара с завистью покосилась на аккуратно нарезанную колбаску.
— Ты что, есть хочешь?.. — с каким-то странным выражением лица спросил рыцарь, лениво кусая хлебушек.
— Н-ну… да, немного.
— Это же ты на кухне сегодня варила?..
Алара кивнула. Зачем она вообще сюда пришла!
— Не смотри на меня так, а то я начинаю подозревать тебя в каннибализме…
— В чем?.. — хлопнула ресницами Алара.
— Неважно…
Девушка незаметно стащила со стола блюдо. Вскоре на нем не осталось ни крошки. Рыцарь впал в прострацию, а она незаметно им любовалась. Он был… симпатичный. И неважно, что волосы отливают алым. Зато в нем… какой-то внутренний стержень, на него можно положиться — думалось Аларе.
Но это не имело никакого смысла, поэтому она поставила тарелку на стол, извинилась и вышла, наконец-то упав на лавку и почти мгновенно уснув.
А пока Алара спит, у нас есть возможность вернуться ненадолго в прошлое и посмотреть, чем весь этот долгий день занимался рыцарь.
Малп ждал заказа. Что его наймут, было понятно. Вообще, отдавать драконам человеческие жертвы в старицах как-то не принято, несмотря на довольно большое количество детей. Возможно, селян просто давила жаба. Возможно, брал свое гуманизм (впрочем, он не мешал ссылать в среднее полнолуние зимы в лес на верную гибель молодого парня, якобы для лучшего урожая в следующем году). А, может быть, просто слишком уж мало в старице кандидатур на роль главного блюда в драконьем меню — мало кому по вкусу
