Беркут был взбешен и как только мы приехали на Мойку и поднялись наверх, где были только свои, принялся буквально рвать и метать с рёвом:
— Ничтожество! Мышонок! Как такому болвану удалось стать императором такой великой страны?
— Беркут, уймись! — Одёрнул я друга — Нам грех жаловаться, ведь всё и так прошло просто великолепно. Тебе об этом и наши планировщики скажут. Так ведь, мужики?
Князь Юсупов похлопал Беркута по плечу и сказал:
— Угомонись, разведка, Сергей прав. Главного мы всё же добились, теперь ты министр финансов, Столыпин премьер-министр, а мы его консультанты. Реформы? Ну, и что с того, что они не будут объявлены, мы их и так, тихой сапой проведём. Я уже имел тайную встречу со Столыпиным и рассказал ему о Мордке Бодрове и о том, что тот, бедолага, помер, а от других наёмных убийц мы его убережем, вот только никаких столыпинских реформ не будет. Будут другие, наши реформы, причём такие, какие народ примет с радостью.
До понедельника оставалось целых пять дней и всё это время мы работали с Петром Аркадьевичем Столыпиным. Его срочно вызвали в Зимний дворец и после разговора с царём, он принял нас утром следующего дня, после чего мы уволокли его во дворец на Мойке и уже оттуда он направился к царю на доклад вместе с тремя своими помощниками и министром-финансов, в котором Пётр Аркадьевич уже сейчас души не чаял. Столыпин был единственным человеком, которому я подробно рассказал о том, какой была история России за сто лет. Впоследствии он стал членом нашей команды и оставался бессменным премьер-министром вплоть до одна тысяча девятьсот пятидесятого года и, как все мы, тоже имел ментальный шлем. Князь Юсупов вручил его нашему другу уже через полгода.
Едва заступив на новую должность, Пётр Аркадьевич, уже знающий о всех своих ошибках и промахах, немедленно приказал срочно, в обстановке строжайшей секретности, подготовить монгольскую экспедицию. В ней приняли участие пятнадцать казачьих полков со всей России. Казаки получили приказ тайно, не связывая себя обозом и даже зимним обмундированием, но о двуконь, оставив всех больных и слабых ещё по какой-либо причине, с максимальной скоростью выдвинуться к Волге. Приказ был этот был исполнен всего за неделю. В Саратове казаки грузились на поезда и те немедленно отправлялись на Восток. Всё необходимое подвозилось на станции. В монгольской экспедиции приняли участие кубанские, терский, донские, астраханские, уральские и забайкальские казаки. Только они могли собраться быстро и организованно выдвинуться в Забайкалье, чтобы собраться в Улан-Уде и оттуда отправиться в Ургу.
Там наши друзья, а этой операцией командовал молодой штабс-капитан, граф Евгений Бутурлин, должны были встретиться с молодым Боде-гэгэном Восьмым всея Монголии Халха-Джебцзундамба-хутухтой и обаять и очаровать его настолько, чтобы тот задумался, а не войти ли ему в состав Российской империи и тем самым налимонить рожу своему южному соседу. Как-никак Халха-Джебцзундамба считался великим ханом независимой Монголии, а тут ему плыли в руки не только древние реликвии, но ещё и большие деньги. Так оно и вышло. В октябре месяце Халха прибыл в Санкт-Петербург, где был тепло принят государем императором. Больше всего Боде-гэгэну понравилось то, что половина казаков осталась охранять Ургу и все те драгоценности, включая золотой трон Чингисхана, который этот хитрый монгол буквально вытряс из Евгения. Да, уже только по одной этой причине монголы были готовы собраться заново и раздолбать в пух и прах не только Китай, но заодно и Японию, нанесшую смертельное оскорбление Великому белому хану.
Если об отправке монгольской экспедиции никто не знал, то о её возвращении кричали буквально на каждом углу и особенно о том, что сам Богде-гэгэн Восьмой возвращает России её утраченное достояние, которое было погружено на целых три эшелона. На разъездах в то время, когда эти эшелоны, под охраной казаков, двигались на Запад, стояли эшелоны, которые шли на Восток. Каждому из участников экспедиции досталось по золотому сувениру из рук графа Бутурлина в качестве награды. Эти вещицы были не какими-то колечками или серёжками, а кинжалами и саблями, усыпанными драгоценностями. В том числе и поэтому часть казаков осталась в Урге с радость. Всё равно их вскоре должны были сменить части регулярной армии с пулемётами и артиллерией. В Монголии уже начали строить в Сайншанде большую военную базу. Во всяком случае монголы уже были задействованы на земляных и прочих работах.
Николай Второй и Халха-Джебцзундамба быстро поладили друг с другом и Монголия мало того, что заявила о своём вхождении в состав Российской империи, так Богде-гэгэн Восьмой ещё и начал жаловаться, что Внутреннюю Монголию надобно забрать у китайцев и вернуть ему, так как на планете не должно быть разделённых народов. В том, что такие мысли ему внушил Женя, сомнений не было, как и в том, что Пётр Аркадьевич живейшим образом поддержит эту идею, так как России нужно было укреплять свои позиции на Востоке. Честно говоря, иначе, как наглой, циничной и бесцеремонной внешнюю политику России начиная с осени девятьсот пятого года я бы не назвал, но это была политика направленная на прогресс и процветание всех народов, входящих в Российскую империю, а потому никому из нас особенно стыдиться не приходилось.
Государь император выслушал жалобы Богде-гэгэна Восьмого с сочувствием и немедленно приказал своему премьер-министру обеспечить все условия для того, чтобы монгольский народ смог мирно воссоединиться. Эти условия заключались в том, что, во-первых, в Монголию были отправлены шестнадцать дивизий, а, во-вторых, на подъём экономики нового российского приобретения было направлено пятьсот миллионов золотых рублей. Англия негодовала, зато немецкие предприниматели потирали руки, ведь половина этих денег была направлена на то, чтобы осуществить массированные закупки сельскохозяйственной и прочей техники в Германии. В то время, как наши друзья работали на Востоке, я со своими спутниками уже более трёх месяцев находился в кайзеровской Германии хотя и как частное лицо, но всё же был воспринят всеми, как весьма весомая фигура. Обо мне уже было написано достаточно многое, а потому никто не удивлялся, что как только мы прибыли в Берлин в начале июля, так сразу же оплатили огромные поставки продовольствия и десятки пароходов немедленно вышли из портов Германии и Франции.
Надо сказать, что все эти корабли шли полным ходом и на их мачтах развевался перевернутый флаг России, как знак бедствия, так что пароходы никто, даже Турция, не посмел остановить на срок больший, чем это требовалось для обычной проверки. Они входили в российские порты на Балтике и Чёрном море, чтобы немедленно разгрузиться и отправиться за новой партией продовольствия. Мы успели упредить события и продовольствие было завезено вовремя, а потому в это лето голодающих не было. Под эскортом казаков эшелоны и обозы с продовольствием доставлялись именно туда, где в нём нуждались больше всего и оно распределялось по числу едоков на семью бесплатно. Вместе с тем крестьянам выдавались разовые денежные пособия, а также распределялась среди них новая одежда, обувь и даже предметы быта. На каждом пакете из прочной бумаги или картонной коробке было размещено цветное изображение царя с семьёй и пожелание пережить трудные времена без потерь.
Русские люди и не они одни, голодающих и обездоленных никто не делил по национальному и сословному признаку, относились к этим изображениям бережно. Они вырезали их и потом хранили долгие годы. Ещё бы, царь снизошел к их бедам даже раньше, чем они постигли их и сделались невыносимыми. Почти в то же время все офицеры также получили единовременное денежное пособие в сумме пятисот рублей независимо от возраста, воинского звания и срока службы. В каждом конверте они находили именное дружеское послание с факсимиле государя императора. И это тоже было воспринято с благодарностью, так как уже было объявлено, что начиная с первого ноября офицерское жалование будет увеличено вдвое, а солдаты станут получать втрое больше. При этом всем офицерам было рекомендовано освободить солдат от физических наказаний и тем паче от устных либо любых иных оскорблений. К солдатам было велено обращаться отныне на вы, называя их — господин солдат.
Это было пока что высочайшее пожелание, но к нему отнеслись с куда большим рвением, нежели к приказу и армия, мягко говоря, ошалела от такой новости. Государь император не приказывал, а именно просил господ офицеров относиться к солдатам с отеческой любовью, но быть при этом строгими и нетерпимыми к нарушителям дисциплины, но ни в коем случае не жестокими. А ещё он высказывал мечту о том, что ратное дело должно стать для самых грамотных, ловких и смелых молодых солдат профессией и рекомендовал отобрать добровольцев, готовых нести службу в особых пехотных ротах, кавалерийских эскадронах и флотских экипажах, которые обретут свою законную форму начиная с первого января. Жалование таких солдат будет таким же, как и у младших офицеров, жить они будут в солдатских
