стапятидесятидвухмиллиметровые дальнобойные гаубицы. Два танка горели, ещё три были основательно разбиты, но ещё три хотя и были обездвижены, отстреливались от французских танкистов, державшихся на дистанции в полтора километра. Выше самолёта-корректировщика кружил в воздухе немецкий самолёт- разведчик, которого непрерывно атаковало звено французских высотных истребителей, но тот успешно отстреливался от них и даже сбил один истребитель, который сразу же загорелся и к тому же стал разваливаться в воздухе не части.
Французы явно не хотели, чтобы фотоснимки попали в руки немецких лётчиков и потому продолжали атаковать четырёхмоторный немецкий 'Рамфоринх', который практически был эквивалентом 'Летающей крепости', но сбить его было крайне трудно. Правда, на помощь французам летело ещё два звена высотных истребителей. Было непонятно только одно, почему из-за какой-то танковой разведки у французских артиллеристов сдали нервы. Майор Виндхук, выпустив в сторону французов две дюжины красных сигнальных ракет, вслед за этим немедленно вышел в эфир:
— Господа, я Чёрный Гаучо, командир спасательного вертолёта. Будьте джентльменами, прекратите огонь и позвольте мне эвакуировать раненых. Вы уже хорошо врезали танкистам, так что самое время успокоиться. Поверьте, мне не поздоровится, если вы влепите в мою 'Клементину' снаряд. Она этого не переживёт и мы тоже.
Артиллерия сразу же послушно умолкла. Никки отметил место, где должен был по идее приземлиться французский лётчик, включил все прожектора и стал снижаться. Французские танкисты выстрелили по немцам ещё пару раз и прекратил огонь. Едва совершив посадку, он сразу же выключил двигатели, чтобы можно было докричаться до немецких танкистов, но те уже и сами поняли, что к ним подоспела помощь, причём оттуда, откуда они её совсем не ждали, с неба. Кто-то шел к вертолёту сам, кто-то опираясь на плечо товарища, а кого и вовсе несли. Приказав штурману наблюдать за небом, Чёрный Гаучо закурил сигару и спрыгнул из вертолёта на пожухшую траву. В толпе людей, быстро двигающихся к вертолёту, он сразу же заметил мужчину лет пятидесяти и девушку, одетую в мужскую одежду, но с развевающимися волосами и ему всё стало ясно. Это скорее всего были немецкие разведчики, за которыми послали танкистов.
После дикого грохота наступила полная тишина. Из Сен-Дье, дома которого глядели на мир чёрными провалами окон, не доносилось ни звука и только высоко в небе слышался стрёкот пулемётов. Французы взяли 'Рамфоринх' в клещи и явно хотели принудить немецких пилотов сдаться. Никки посмотрел в небо и огорчённо вздохнул. Он не мог подняться на такую высоту, чтобы объяснить как французам, так и немцам, что они сошли с ума. Улыбнувшись подбежавшей к вертолёту девушке, он спросил:
— Мадмуазель, так это из-за вас здесь столько шума?
— Я фройляйн, — возмущённо ответила немка, — и я вовсе не та, за кого вы меня приняли. Мой отец дипломат. Мы убежали из Парижа и теперь пытаемся вернуться на родину.
Чёрный Гаучо вежливо поклонился и ответил:
— Фройляйн, не нужно меня ни в чём убеждать, я поверю любому вашему об… — услышав звяканье металла по металлу и сразу поняв, что несколько немецких танкистов пытаются починить свой танк, Никки буквально взревел, срываясь с места, — это чёрт знает что! Господа, я так не договаривался! Немедленно бросьте это чёртово железо и быстро садитесь в вертолёт. Мне ещё нужно найти и подобрать французского лётчика. Даже если он не ранен, я сам поцарапаю его, чтобы он сошел за раненого.
Какой-то немец закричал в ответ:
— Но, господин офицер, мы скоро заменим на гусенице трак и сможем убраться отсюда своим ходом!
— Вы отправитесь отсюда прямиком в ад, болваны! — Заорал Чёрный Гаучо ещё громче — Над нами летает самолёт-корректировщик, а по выхлопу двигателя ваш танк видно за десять километров. Гаубицы моментально раздолбают вас вдребезги. Быстро в самолёт! Фатерлянд сможет изготовить новые танки, но он никогда не родит вас заново.
Минут через семь Никки не поленился заглянуть в салон вертолёта и, тыча пальцем в каждого танкиста, пересчитал всех буквально по головам, чем вызвал взрыв хотя и нервного, но всё же облегчённого смеха. Когда он забрался в кабину, Аугусто, его штурман, сказал:
— Гаучо, у воздушной разведки плохи дела. Они вызвали подмогу, но та не успевает, а у них уже заканчиваются патроны.
— Какая у них частота? — Спросил Никки.
— Надень шлем и можешь связаться с командиром экипажа, — ответил Аугусто, — это какой-то майор Герман Геринг.
Чёрный Гаучо так и сделал. Он предложил майору Герингу направить 'Рамфоринх' в сторону французских позиций и немедленно покинуть самолёт. В затяжном прыжке они смогут приземлиться чуть ли не посередине Аллеи Войны и тогда он их подберёт. Немец обдумывал его слова несколько минут, после чего спросил:
— Майор Виндхук, на борту моей большой птицы помимо меня ещё одиннадцать отличных парней. Вы сможете забрать нас всех? Нам пришлось много маневрировать, так что топливо у нас тоже на исходе, а эти французы очень настырные ребята. Они ждут, когда у нас закончатся патроны, но мы всё равно не сдадимся в плен. Одно плохо, мои бортстрелки никогда не прыгали с парашютом.
— Быстро прыгайте вниз, майор Геринг, — ответил Никки, — даже если у вас на борту припрятан сейф с золотом и вы не хотите с ним расставаться, то я заберу и его, если вы скажете мне, где он упал. Своим же парням прикажите поставить прибор управления парашютом на автоматический режим и пусть не забудут включить дыхательные аппараты, иначе они запросто могут задохнуться.
'Рамфоринх', летевший в сторону Германии, резко поменял свой курс на противоположный и из него посыпались вниз члены экипажа. Последним, покачав французам крыльями на прощанье, катапультировался майор Геринг. Французским лётчикам ничего не оставалось делать, как сопровождать брошенный немцами самолёт и как только они поняли, что тот скорее всего упадёт далеко за пределами Аллеи войны, где из-за этого могут погибнуть мирные люди, то, предварительно связавшись с землёй, вскоре расстреляли его из пулемётов и пушек. Немецкие лётчики, камнем летевшие вниз, этого даже не увидели. Им было не до того. Хуже всего пришлось восьмерым бортстрелкам. Они хотя и числились лётчиками, были плохо знакомы с парашютами, а о том, чтобы совершать затяжные прыжки с такой высоты если и думали, то только с ужасом.
Первым Чёрный Гаучо подобрал французского пилота. Тот хотя и совершил затяжной прыжок с огромной высоты, отделался лёгким испугом и вывихом лодыжки. Француз даже успел затолкать свой парашют в ранец и когда, выстреливая во все стороны сигнальные ракеты, к тому району, где он приземлился, подлетел белый вертолёт с красными крестами и надписью 'Клементина' на обоих бортах, отважно посветил фонариком. Введя его в салон, Никки строго сказал:
— Господа, перед вами тяжело раненый французский лётчик. Попрошу не забывать об этом, когда мы прилетим в Страсбург.
Один из раненых немцев, лежащих на верхних койках, попытался было встать, но француз замахал руками:
— Нет-нет, лежи, камрад, моё ранение не настолько тяжелое, чтобы я занял твоё место. Я посижу, как и все, на полу, в проходе.
Вскоре Чёрный Гаучо принялся собирать экипаж 'Рамфоринха' и предпоследним подобрал майора Геринга. Тот был ранен в левую руку, но не сильно. Прижимая к груди большую металлическую коробку, он поднялся на борт вертолёта и, увидев французского лётчика, громко рассмеялся и воскликнул, стуча по ней ладонью:
— Парень, это коробка с фотоплёнкой, на которой засняты ваши артиллерийские позиции. Завтра мы навестим ваших артиллеристов.
Француз похлопал по полу рядом с собой и ответил:
— Садитесь рядом, майор. Честно говоря, атаковать ваши 'Рамфоринхи' это чертовски сложная работа. Они плюются огнём, словно торговки на рынке, когда ссорятся друг с другом. Не волнуйтесь, я не стану посягать на вашу добычу, а что касается артиллеристов, то я вам так скажу, они прячутся в такие глубокие крысиные норы, что как мне кажется, по ночам бегают по ним в Париж. Максимум, что вы сможете сделать, это лишь слегка поцарапать своими бомбами их капониры. Они даже пушки прячут под двумя
