Выходило довольно цинично. Спору нет.
Но именно этот цинизм, как ни странно, сейчас действовал на Костаса успокаивающе. Исчез — а вероятнее, просто отступил недалеко и ненадолго — парализующий душу и тело мистический ужас.
И — тысяча чертей! — грек почти готов был спросить визитную карточку у господаря валашского Влада, объявись тот собственной персоной в полупустом, грязном салоне автомобиля.
Дракула, разумеется, не объявился.
Зато Костаса встретили в Тырговиште едва ли не как его полномочного представителя.
Газеты нет-нет да поминали всуе главного подозреваемого по поенарскому делу, присовокупляя безобразную полицейскую фотографию — в профиль и анфас.
Словом, в воздухе сквозило трусливое любопытство вкупе с заметным желанием быстрее отделаться от незваного гостя.
Обращались, однако, вежливо.
И даже подобострастно, дабы не навлечь ненароком нечаянной беды.
Словом, машину до Дрегича, маленькой деревушки, прилепившейся у основания злополучной горы, Костас раздобыл довольно скоро.
Время было позднее — близилась полночь, но, несмотря на это, осведомленная местная публика не только не отговорила приезжего от немедленного путешествия, но и понимающе покачала головами вослед.
Досье генерала Томсона
Да, это было досье.
И никак не иначе.
Самое что ни на есть настоящее досье, собранное с британской скрупулезностью и скукой, аккуратно и последовательно — страница за страницей.
Короткие справки и пространные аналитические записки.
Килобайты информации, недоступной обычно посторонним глазам и ушам. Потому оставалось только гадать, каким образом доставлялась эта — тайными партизанскими тропами, в опломбированных контейнерах с дипломатической почтой, за впечатляющим корсажем роскошной блондинки?
Когда-то каждое из этих пикантных обстоятельств, рассмотренное отдельно, могло вызвать крупный международный скандал, смести пару-тройку не слишком устойчивых правительств, разбередить газетно- телевизионные страсти.
Теперь это уже не имело никакого значения, ибо, благополучно миновав скользкие тропы, информация улеглась в папку почти обыкновенного досье.
Одного из тысяч, хранящихся в загадочном ведомстве отставного бригадного генерала Томсона.
Однако ж — почти.
Его еле слышное шелестение немедленно уловило чуткое ухо отставного полковника Мура.
Впрочем, некоторое время он предпочел не придавать этому обстоятельству видимого внимания.
Всего лишь поставил легкую пометку на полях собственного сознания.
Эдакое NB, выведенное небрежно, но крупно.
К тому же — жирно.
Из чего следует, что означенное обстоятельство следовало действительно заметить особо.
Теперь время пришло.
Отпуск — и даже чуть больше, чем просто отпуск, нечто вроде творческого отпуска — был у Полины в кармане.
— Не знаю, как вы, Полли, а я обожаю это неопределенное состояние, когда, с одной стороны, ты свободен, как ветер, а с другой — озадачен без всякого формализма.
— Это радует. Но у каждой медали есть оборотная сторона.
— Хотите испортить мне настроение? Валяйте. Но имейте в виду — очередь будет за мной. К тому же камень за пазухой несколько тяготит. И затрудняет движение.
— Это не камень, Стиви. Это живот. Вы разъелись на русских харчах.
— Правда? Наверное. Но камень тоже имеется, и я его брошу, можете не сомневаться.
— Так бросайте!
— Ladies first![31].
— Хорошо. По мне, так ваша свобода — это море обязательств при полном отсутствии прав.
— Фи, Полли. Вы рассуждаете как истинная англичанка или, того хуже, американка. Где русский авантюризм?
— Судя по всему, полностью перекочевал к вам. Весь до капли. Ладно, русский вы хам, бросайте свой камень в безоружную женщину.
— Ну, это не совсем в женщину, скорее — в ее босса, к тому же вооруженного до зубов. Так вот, во время нашей дружеской беседы меня отчего-то не покидало устойчивое ощущение какой-то личной и весьма рискованной авантюры милого Джона. В смысле этой папки и вообще. Я ведь тоже занимаюсь международными злодеями всех мастей. Ахмад Камаль… Алекс Камали… Персона известная определенным запашком. Но и только. Понимаете меня, Полли? Он действительно часто оказывается поблизости от разных пакостей. Но только поблизости. Из чего я — да что там я! — ведомства, которые сегодня решили наконец объединить свои усилия, заключают: этот тип всего лишь зарабатывает деньги. Опасно и не всегда чисто. Но и только. Каков же вывод? Вот он, Полли. Пригнитесь, летит наконец выношенный мной камень. Или генералу Томсону известно нечто, что в сложившейся ситуации он вряд ли рискнул бы утаить. Или он ведет Камаля… на всякий случай. Тоже не слишком убедительно. Мир кишит злодеями, на фоне которых этот фанфарон — просто мелкий лавочник, уклоняющийся от уплаты налогов. Возможно, впрочем, он иногда управляет автомобилем в нетрезвом виде, скупает контрабандный табак, покалачивает жену и покуривает травку. Я не прав?
— Он не женат. Вернее, сейчас не женат.
— Значит, в остальном я прав. Тогда остается только одно. Только одно, Полли. Личное. Где-то, когда- то, вероятно, уже очень давно — они сошлись на узкой дорожке. В конечном итоге, разумеется, разошлись. Но самолюбие генерала было уязвлено. И пребывает в этом малоприятном состоянии по сей день. Я его понимаю — старые царапины, полученные в идиотских потасовках, беспокоят порой сильнее глубоких ветеранских ран. Чему вы улыбаетесь? Я сказал какую-то глупость?
— Напротив. Произнесли весьма достойный спич, пронизанный духом блестящего оперативного анализа…
— Продолжайте…
— Как две капли похожий на то, что говорят в нашей лавке уж не знаю сколько лет кряду, видимо, с того злополучного момента, когда генерал решил собрать досье на Ахмада Камаля. Короче, повторяете наши конторские сплетни слово в слово.
— Lovely![32] Стало быть, я попал в точку. Нет ничего более достоверного, чем устойчивые сплетни.
— Пусть так, но кому от этого хуже? Этот персонаж действительно вертится постоянно там, где пахнет жареным, и — поверьте на слово — пару-тройку раз досье сослужило неплохую службу.
— Добавьте еще один.
— Да?
— Наш с вами. Не окажись ваш турок каким-то образом связан с погибшей экспедицией…
— Я бы осталась в Лондоне.
— Верно. И за это, Полли, вы должны быть ему благодарны. А раз так, в знак благодарности, разумеется, расскажите-ка мне о нем.
— Вот это мило! Благодарна я должна быть господину Камалю, а развлекать занимательными историями вас? Не вижу логики.
— Очень логично. Вы, насколько я понял, с ним не знакомы, но наслышаны, начитаны и… вообще. Словом, составили некоторое собственное мнение.
— Допустим, но при чем здесь вы?..
— Я не закончил. Так вот, полагаю, что ваше мнение не так уж сильно расходится с общим суждением об этом господине, а оно безоговорочно относит его к категории людей чрезвычайно, болезненно
