– И очень жаль, что не получалось. Сон женщинам, всем без исключения, независимо от возраста, очень полезен, да и препараты наши лучше усваиваются кожей именно во сне.
– Действительно. Я как-то не думала об этом. Спасибо, что подсказали. Попробую поспать.
Передав клиентку с рук на руки косметологу Вере и предупредив ту, что дама настроена поспать, Инга вернулась в рецепцию почти уверенная в том, что Ангелина Разумовская, хотя и принадлежит, безусловно, согласно ее, Ингиной классификации, к категории помойных кошек, все же не так мерзка и безобразна, как казалось раньше. Определенно, за плечами у нее нелегкая, хотя и короткая жизнь, которая дурно повлияла на формирование характера и стиля общения с окружающими. «Как мало надо порой, чтобы преобразить человека!» – подумала Инга, развивая тему и испытывая в эти минуты по отношению к Разумовской почти что симпатию. Забавным было, однако, то, что эту философскую сентенцию вполне можно было отнести и к самой Инге, и, в частности, к внезапной перемене ее отношения к Ангелине. Как мало надо порой, чтобы преобразить человека!
Инга не прочь была еще пофилософствовать и, быть может, поделиться своими соображениями с кем- нибудь из коллег, но порог салона перешагнула очередная клиентка. Это была довольно замкнутая, немолодая уже и некрасивая женщина, которую не так давно буквально за руку привела в салон бойкая молодящаяся подруга, постоянная их клиентка, по слухам, жена какого-то крупного правительственного чиновника. С тех пор та изредка посещала салон, но совершенно очевидно было, что в эффективность процедур почти не верила. Отчасти это было обоснованно, поскольку ее внешность, и особенно лицо, нуждалась уже в более радикальных мерах. Однако аккуратно высказанное врачом мнение о своевременности пластической операции повергло пациентку в крайнее изумление, как будто ей всерьез предложили прямо здесь, в кабинете, сделать сальто или минут десять постоять на голове. Впрочем, быстро взяв себя в руки, она лишь сухо обронила: «Это исключено». Причем произнесено это было таким образом, что более никому и в голову не пришло бы предложить ей что-нибудь подобное. Кроме того, ее явно шокировали действительно очень высокие цены салона, хотя она никак их не комментировала и всегда оставляла небольшие чаевые сотрудникам. Чувствовалось, что ей не очень по нраву роскошные и, естественно, безумно дорогие интерьеры, экзотические наряды и довольно свободная манера поведения некоторых клиенток. Однако, внимательно выслушав и частично записав в блокнот рекомендации консультирующего ее врача, она послушно им следовала, попросив только максимально растянуть рекомендованный курс во времени, чтобы приезжать в салон не очень часто. Впрочем, приезжала она на престижном «мерседесе» с водителем и охранником, что говорило о вполне определенном уровне, на котором находилась либо она сама, либо ее муж, либо кто-то из близких. Она никогда ничего не рассказывала о себе и вообще была скупа на разговоры, но эта скупость ничего общего не имела с презрительным молчанием той же Разумовской, скорее – это была просто врожденная сдержанность.
Войдя, она с порога сухо поздоровалась и, коротко сообщив, к кому и на какие процедуры записана, отправилась в раздевалку. Сегодня она показалась Инге более замкнутой и суровой, чем обычно, особенно странным был ее взгляд, выражение которого она, видимо, и пыталась скрыть, не став приближаться к стойке рецепции. Однако проницательная Инга все же успела заметить, что глаза ее, обычно не выражающие ничего и, быть может, не очень приветливые, теперь излучали тревогу, боль и какое-то еще весьма сильное чувство, которое Инга с ходу распознать не сумела, – возможно, это была затаенная обида, а возможно, страх. Но как бы то ни было, женщина явно чувствовала себя не лучшим образом. В этом Инга готова была поклясться. «Интересные метаморфозы происходят с клиентками, – отметила она про себя, заполняя карточку для хмурой дамы, – истеричка Разумовская воркует как голубица, а невозмутимая мадам, по-моему, вот-вот закатит истерику. День, что ли, какой-то эдакий сегодня?»
День этот действительно уже через несколько часов окажется самым мрачным днем в истории фешенебельного салона, вспоминать который будут еще долго, как страшный сон, шепотом призывая силы Господни. Но пока ничто не предвещало этого, и даже проницательная Инга испытала всего лишь легкое недоумение по поводу необычного поведения обеих женщин.
Косметолог Вера вышла из своего кабинета на цыпочках, боясь потревожить сон самой капризной своей клиентки. Она погрузилась в него, как только поудобней улеглась на узком, высоком, чем-то напоминающем хирургический, столе. Едва касаясь кончиками пальцев лица спящей женщины, Вера аккуратно нанесла на кожу сложный состав из кремов, эмульсий, морских водорослей и еще доброго десятка труднопроизносимых компонентов и, завершив процесс, поспешила удалиться. Ангелина крепко спала, слегка приоткрыв пухлые влажные губы, отчего на лице ее появилось немного наивное, детское выражение, и в полумраке кабинета оно казалось совершенно иным, чем обычно: милым и улыбчивым.
В это же время другая сотрудница салона ввела хмурую, неразговорчивую клиентку в просторное помещение, пол и стены которого были до потолка обшиты черным мрамором, а жаркий воздух пропитан ароматом трав и соленым дыханием моря. Посреди комнаты стояла огромная ванна, доверху наполненная водой удивительного изумрудно-зеленого цвета. Картина эта напоминала иллюстрацию к какой-то сказке, отчасти из – за необычного цвета воды, отчасти из-за того, что она казалась кипящей, с тихим урчанием бурлила и пенилась, легкое облачко крохотных переливающихся пузырьков парило над водной поверхностью, словно она к тому же излучала волшебное сияние, совершенно уж завершая устойчивый сказочный образ.
На самом деле это была обычная релаксирующая ванна, с настоями самых редких морских растений и эфирных масел. К тому же погруженный в нее человек получал весьма ощутимые массирующие удары тугих струй, бьющих изнутри ванны, направление и сила которых были рассчитаны индивидуально для каждого клиента умным компьютером, а программа заложена в электронную память ванны.
– Как вода? – заботливо поинтересовалась девушка в форменном одеянии, когда клиентка погрузилась в ароматные глубины.
– Нормально.
– Замечательно. Я включаю таймер, в вашем распоряжении сорок пять минут. Выключить свет?
– Да.
– Хотите какую-нибудь музыку?
– Нет.
– Тогда приятного отдыха. Расслабляйтесь.
«Хорошо бы», – про себя подумала неприветливая женщина, которая, как совершенно справедливо заметила Инга, готова была разрыдаться в голос и только огромным усилием воли сохраняла зыбкое внешнее спокойствие. Жизнь ее последние несколько дней была настолько жуткой и невыносимо горькой, что ей страшно было вообще появляться на людях, и уж тем более – ехать в салон. Но, приучившая себя к исключительной пунктуальности и исполнительности, она испытала бы еще больший душевный дискомфорт, если бы пропустила хотя одну из назначенных процедур. К тому же в душе ее теплилась надежда, что расслабляющие и тонизирующие одновременно процедуры, возможно, именно сейчас возымеют хоть какое-нибудь действие и помогут ей мобилизоваться и взять себя в руки.
Так и произошло. Влажный ароматный полумрак и мерно бурлящая душистая вода, в которую она с удовольствием погрузилась, легкие упругие удары подводных струй через некоторое время сделали свое целебное дело. Мышцы ее расслабились, тело обмякло; лицо, сведенное в жесткую, до боли, маску и в ней застывшее, постепенно оттаяло, смягчились уголки губ, разгладились глубокие складки на лбу и возле рта, потяжелели веки, опустились, прикрывая сухие воспаленные глаза, и неожиданно из – под них медленно потекли обильные, но почти не ощутимые на мокрых щеках слезы.
Она наконец смогла спокойно, горько и жалобно поплакать, не опасаясь, что будет застигнута кем- нибудь за этим постыдным и недостойным ее занятием, и, как ни странно, слезы несли с собой облегчение. В это она никогда не верила раньше, относя плачущих людей к категории слабаков, не заслуживающих внимания и сочувствия. Сильным же людям, полагала она, слезы не могут принести ничего, кроме позора. Теперь, в душистой влажной темноте, под ласковое ворчание воды, слезы несли ей умиротворение и покой, она начала дремать, мысли в голове путались, словно растворяясь в горячих ароматных парах, и вслед за ними ослабили свою железную хватку обида и страх – ее безжалостные палачи на протяжении всех последних бессонных ночей и дней.
В полусне ей показалось, что кто-то, почти неслышно, крадучись приближается к ней. Но, не желая нарушать покой приятного оцепенения, она вяло отмахнулась от этого чувства: «Это та девочка, что привела меня сюда, наверное, зашла проведать… Ничего. Пускай себе заходит, слез в темноте она не
