мгновенно повторили этот манёвр и замерли на склоне, не заглушая, однако, двигателей. Образовался почетный коридор из двух колонн ревущих моторциклов, ведущий от основания холма к вершине. Машина Феррика и почетная охрана остановились у начала этого коридора, поджидая, пока основная масса народа, заполнившего улицы, не подойдет поближе. Отсюда, с этого места, Феррик ясно различал Блута, Хаульмана, Декера и Пармероба, стоявших бок о бок по правую руку от трибуны в восхитительно черных, сверкающих хромом мундирах. В нескольких ярдах от них высилась могучая фигура Штепке в коричневой рыцарской форме.
Прошло буквально несколько минут — и все пространство проспекта позади машины Феррика превратилось в веселый пандемониум. Сперва подъехали экипажи, высадив своих пассажиров, потом подоспели велосипедисты и, наконец, — пешеходы, которых насчитывалось, по меньшей мере, тысяч десять. Они заполнили каждый дюйм свободного пространства. Все кричали, шумели, обсуждая происходящее друг с другом и строя всевозможные предположения. Шум и галдеж стояли неимоверные. Однако никто не осмелился ступить на пустое пространство внутри коридора, образованного двумя колоннами моторизованных Рыцарей, замерших в седлах своих машин и время от времени выжимавших газ, будто ножом прорезая ревом двигателей гомон толпы.
Когда Феррик почувствовал, что психологически подходящий момент настал, он слегка хлопнул Богеля по плечу. Богель в свою очередь хлопнул по плечу Рыцаря, сидевшего рядом с водителем, — и тот выбросил руку в партийном салюте. Тотчас же оркестр на вершине холма заиграл военный марш, а оба почетных стража с флагами тронулись с места и поехали вверх по склону сквозь почетный коридор. Вслед за ними тронулась с места и машина Феррика. Каждая пара Рыцарей, стоило машине Феррика поравняться с ней, выбрасывала руку в партийном салюте. К тому моменту, когда почетная стража достигла вершины, развернулась и остановилась лицом к флагманской машине, обе колонны Рыцарей пришли в движение и через минуту образовали на склоне холма нижний полукруг, отгородив трибуну от толпы, которая уже затопила склон.
Богель с Дугелем вышли из машины и присоединились возле трибуны к остальным партийным функционерам. Феррик же оставался в машине до тех пор, пока толпа не обступила пикет моторциклов.
Затем он медленно и торжественно сошел из машины на землю. В тот момент, когда его нога коснулась почвы, все до единого партийцы и Рыцари выбросили руки в партийном салюте и дружный рев «Хайль Яггер!» огласил воздух. Приветствие оглашалось непрерывно, сопровождая Феррика к трибуне. Командирская машина меж тем заехала за горящую свастику, чтобы не портить вида. Еще не поднявшись на трибуну, Феррик повернулся к громадной толпе, заполонившей склон холма. Аудитория была достаточно велика. Он выдержал драматическую паузу, как бы испытуя народные массы, бушующие у его ног, затем резко выбросил руку в партийном салюте. — Ответом ему послужил рев множества глоток «Хайль Яггер!», щелканье каблуков и салют, после чего руки Рыцарей и партийных функционеров резко вернулись на свое место.
Феррик стоял возле трибуны, правая рука его ласкала рукоятку Стального Командира, глаза решительно смотрели на восторженную толпу, бушевавшую за пикетом. Богель тем временем поднялся на трибуну и произнес короткую вступительную речь:
— Сегодня я говорю с вами не как вождь Партии Возрождения Человечества, ибо такой партии больше не существует. Подобно легендарному Фениксу, ныне восстанет из пепла нечто куда более великое и славное последнее и абсолютное выражение расовой воли Хелдона, новая партия — Сыны Свастики! Сыны Свастики — новый крестовый поход, новая цель — Сыны Свастики! И возглавит эту могучую новую силу наш новый вождь, новый человек, совершеннейший герой. Я представляю вам Командира Сынов Свастики Феррика Яггера!
Речь Богеля завершили щелканье каблуков и очередной партийный салют. Рыцари и партийцы отозвались дружным воплем: «Хайль Яггер!» Более того, все три сотни членов Партии, находящиеся среди толпы в стратегически важных точках, проделали то же самое, вызвав некоторое количество спонтанных приветствий среди зрителей. И пусть приветствиям этим недоставало единства и слаженности, исходили они из самого сердца.
После того, как гул приветствий стих, Богель покинул трибуну. Выждав нужное время, Феррик подал рукой сигнал, и чистый голос труб огласил окрестности. После чего Феррик наконец взошел на трибуну. За его спиной на фоне ночною неба пылала двадцатиметровая свастика. Феррик будто купался в ее героическом красном огне, что озарял окрестности и отсвечивал на хромированных заклепках его одежды.
Он почти кожей ощущал напряженное молчание, повисшее над громадной толпой. Повсюду, насколько хватало глаз, тысячи людей сдвинулись плечом к плечу. Тысячи глаз были сфокусированы сейчас на нем и только на нем в ожидании. Он ощущал, как великая сила струится сквозь его тело, смешиваясь с безмерной мощью его сверхчеловеческой воли. Он был воплощением величайшего расового стремления, живым символом расовой воли, и он чувствовал, что множество людей у его ног сознают это. Он был выразителем Воли Хелдона. Он не мог и не должен был проиграть.
Слова пришли сами.
— Более тысячи лет прошло со Времени Огня, но до сих пор мутанты попирают землю, оскверняя человеческий генофонд своими смрадными уродливыми генами. Кто может отрицать тот факт, что Хелдон — единственный бастион расовой чистоты в зараженном мире? К югу от нас лежит Боргравия, страна с богатым генетическим потенциалом. Уже в силу этого она является законной зоной наших интересов. Но в настоящее время Боргравией заправляют злобные и коварные мутанты и ублюдки. Движимые чувством расовой неполноценности, они делают все от них зависящее, чтобы искоренить истинно человеческий генотип на их территории. К западу от нас находятся Ветония и Гусак — страны, до краев наполненные генетическим дерьмом, страны, где истинно человеческий генотип преследуется и истребляется. За этими политическими химерами простираются совершеннейшие генетические клоаки — Крессия, Арбонна и Кармат с их сателлитами. Единственное, что можно сделать с генофондом этих стран, — полностью его уничтожить, ибо оздоровить его невозможно. Дальше за ними нет ничего, кроме радиоактивных пустынь. Все эти мутанты и ублюдки являются нашими непримиримыми расовыми врагами. Но это, я вам скажу, не самое худшее. — Феррик сделал драматическую паузу и в тот же миг был буквально затоплен чудовищной волной психического отклика от десяти тысяч слушателей, чьи глаза в свете горящей свастики сияли во мраке, подобно раскаленным углям. Феррик буквально осязал их неутоленный голод по правде. Хелдонский народ истосковался по неприкрашенной правде, которой был столь долго лишен. Глядя на лица этих людей, Феррик понимал: они с ним.
— Но и это — не самое худшее! — проревел Феррик. — На востоке, скрываясь за опереточными государствами, такими, как Волак и Малакс, на невообразимых просторах раскинулась страшная рабская держава — Зинд! Гигантские ресурсы и громадное население пребывают под властью грязных доминаторов, чье величайшее желание — полностью стереть последние драгоценные остатки истинно человеческой расы с лица земли, с тем, чтобы вечно и безраздельно править бездушными рабами! Но и это не самое худшее!
И снова Феррик сделал паузу. И снова его затопила энергия толпы. Он разбудил в людях дремавшие доселе расовые инстинкты, он зажег в их сердцах пламя священной ярости. Бросив им в лицо правду, он заставил их души пылать.
— Хуже всего дела обстоят здесь, в Хелдоне, — продолжал он. — Здесь мы имеем правительство трусов и слабаков, согласных на выведение безмозглых рабов и ослабление законов о генетической чистоте, лишь бы ублажить всевозможную сволочь. Таким образом они надеются защитить свои бесценные задницы и отдалить день горестного осознания. В Хелдоне, этом последнем оплоте истинно человеческого генотипа, нами правят имбецилы, флиртующие с вонючими универсалистами, прекрасно зная при этом, что универсализм — это не что иное, как циничное детище доминаторов Зинда. В Хелдоне, нашем с вами фатерлянде, сейчас находятся и активно действуют неизвестно сколько законспирированных доминаторов, фанатично мечтающих о полном уничтожении истинных людей!
На сей раз, стоило Феррику замолкнуть, как над толпой загудел рассерженный гомон голосов. Целый лес кулаков поднялся в воздух. Воздух огласился ревом толпы, в котором ярость смешивалась с одобрением. Потаенные расовые инстинкты наконец-то очнулись от летаргического сна, в который были коварно погружены доселе. Воздух кипел энергией. Народ жаждал крови доминаторов.
