– Какой тебе пропуск? – отвечает Витёк, – Не видишь что ли, дурила, что велено шпалы пронумеровать? Открывай, а то до обеда не управлюсь.
Так и ушёл вместе с ведром. По шпалам. Голова. Мы потом так это дело обмыли, что этой краски десять вёдер купить можно было. Так ведь не в деньгах счастье.
– Да… – задумчиво произнёс Виталий Константинович – Да… Бывает… Только я вам скажу, судари мои, что это уж кому какое счастье. Тут уж не угадаешь, как карта ляжет. Тут уж… – В этом месте Виталий Константинович прервался на минутку, внедрил очередную порцию, чтобы посторонним трёпом не задерживать конвейер, заел рыбкой и аккуратно вытер губы тыльной стороной ладони, а руки о штаны. А, приведя себя в порядок, продолжил – Вы конечно помните, судари мои, что как только мы от России отъехали и случилась свобода вместе с демократией, так Россия объявила экономическую блокаду. В то время у нашего пивзавода дела в конец разладились, поелику мы лишились огромного рынка сбыта. Да к тому же в Белоруссии задержали два наших вагона с хмелем, которые шли из Польши и почему-то были уже проплачены.
И в это трудное, прямо скажем, для завода время пришёл ко мне мужичок. С виду невзрачный, но глазки хитренькие. Бери, говорит, на работу, начальник.
Фура у меня своя, а сбыт вашей продукции я гарантирую.
Я подумал, подумал, да и рекомендовал его начальству. Пусть пробует человек, дерзает, проявляя личную инициативу и жажду наживы. Платить, правда, нам нечем было, но договорились так – за фуру пива этот деятель деньги по приезде вносит в кассу, а прицепчик реализует в качестве вознаграждения.
И пошло – поехало. Не знаю уж, судари, кому он это пиво продавал, но умудрялся он пару раз в неделю обернуться. Тут мы воспряли духом. Зарплату выплатили. А потом настал, если припоминаете, энергетический кризис. То есть не то чтоб бензина не было – был. Но цены начали кусаться. Тут наш мужичок, – назовём его для простоты Иван Иванович, – выступил с новой инициативой. Вы, – говорит этот Иван Иванович директору, – только дайте мне бумагу, что я ваш дистрибьютер. Вы только дайте мне эту бумагу, а я вас бензином залью, как в половодье. Что делать? Директор и подписал эту туфту. Думали исчезнет наш Иван Иванович вместе с бумагой. Ан нет. Не такой он был простой. Уехал он в Новополоцк на нефтеперерабатывающий комбинат и вернулся с договором о производстве бензина из давальческого сырья в неимоверных количествах. Директор подписывать – ни в какую. – Где я тебе, – говорит, – столько нефти возьму? А Иван Иванович своё гнёт – нефти мол и не надо. Это, мол, для таможни бумажка. Мы состав арендуем, нальём водой цисцерны, чтоб ихняя таможня видела, что состав гружёный, а потом в ближайшее болото воду сольём. И можно бензином затариваться. Словом, составил этот Иван Иванович чётко продуманный план. Всё кажется предусмотрел. Всё, да не всё…
Но чего не сумел предусмотреть хитрый Иван Иванович, Валентин Константинович рассказать не сумел, потому что к нам подошёл полицейский патруль в количестве двух человек, один из которых был сосед по двору сержант Дворецкий.
– Ну вот, – грустно сказал этот самый Дворецкий своему напарнику, – налицо распитие спиртных напитков в общественном месте. Будем принимать соответствуюшие меры.
– Ваши документы, господа, – это он уже к нам обратился.
– Какие тебе документы, морда ментовская? – возник Григорий Евстигнеевич.
– Какие тебе документы от соседей по двору?
Тут Дворецкий нас сразу и признал.
– Господи, мать честная Богородица! А мы идём, думаем что за ханурики тут засели? А это наши! Расслабься, Коля. Это свои – дал он команду напарнику радостным голосом.
Григорий Евстигнеевич пояснил, наливая стаканчики – А мы ради выходного решили на природе посидеть. Хорошо сидим, – сказал он протянув полицейским напиток.
– Разговоры разговариваем. Прямо, детективные истории из жизни получаются. Куда там этим писакам.
Полицейские дружно крякнули, присели рядом и взяли по рыбке.
– Ты, сосед, – обратился сержант Дворецкий к Григорию Евстигнеевичу, – налей-ка нам по второй для разгону крови, а я вам тоже историю из жизни расскажу.
Григорий Евстигнеевич не заставил ждать, и Дворецкий, почавкав немного, начал рассказывать:
Это ещё при советской власти было. Пошли наши ребята на стадион дежурить. Там как раз соревнования по спидвею проходили. Зашли в чипок типа Голубой Дунай, смотрят, а один мужик берёт себе и другу по стакану красного и сотнягой расплачивается. Только эти лохи выпили, как наши – цап-царап! Мужик этот, у которого сотня, стал возбухать. Я, кричит, такой! Я – сякой! Не имеете, мол, никакого такого права! Мол, мы только по стаканчику красненького!..
Ну, наши погрузили их в машину и уже по дороге показали кто на что и какие права имеет.
Другой бы на месте этого мужика заткнулся бы и молчал, а этот и в отделении начал выступать. И довыступался до конкретных пиздюлей.
А потом оказалось, что был этот мужик примерным семьянином, передовиком производства и орденоносцем.
– Ну и чё? – спросил Григорий Евстигнеевич, снял с головы уже подсохшие трусы и повесил их на спинку скамейки для окончательной просушки.
– Чё, чё? – ответил Дворецкий – Хрен через плечо! Отпустили этого мудака утром, как человека, а он взял, да и повесился. Посмертное письмо на имя прокурора оставил. Хорошо наши ребята по вызову приехали, так спустили проблему на тормозах.
– Да… – сказал Валентин Константинович и стал прикуривать.
– Да… – сказал Григорий Евстигнеевич и пригорюнился.
– Уж… – сказал я и тоже закурил.
– Ну вы соседушки, бывайте, – подвёл черту в разговоре сержант Дворецкий, – у нас служба. И они с напарником пошли в глубь парка в сторону общественной уборной, хлымая сапогами и орлиным взором
