энергии. Понимайте меня буквально, Катанга, это те самые скрижали Завета, которые Моисей высек со слов Господа Бога, это тот самый Ковчег, что находился в Святая Святых Иерусалимского Храма. Надеюсь, произнесенные мною звуки имеют для вас какой-то смысл, то есть помимо ложки с вилкой вам в руки уже попадало Святое Писание.
— Невероятно. Я поражен, — дотоле вялый и циничный голос Катанги задрожал из-за внутреннего кипения. — Мои предки были людоедами, но я — католик.
— Так каков ваш положительный ответ? — настаивал Индиана.
— Значит, вы нашли Ковчег, мистер Джонс? Или как?
— Да, земляные работы — моя профессия. Я откопал, а нацистские воришки забрали. Догадываетесь, зачем фюреру понадобились Божьи Заповеди?
— Чтобы уничтожить их, — шоколадное щекастое лицо Катанги даже посерело.
— И я все больше склоняюсь к тому же мнению.
Тем временем турки оказались на расстоянии слышимости. Было у них не какое-нибудь корыто, а патрульный корабль явно немецкого происхождения. И сейчас два многоствольных пулемета смотрели, внушая минорное настроение, на жалкую команду катера.
Турецкий командир обратился с мостика через мегафон на еле доступном английском языке:
— Слюшай, кыто башкан этого судна, а?
— Гюн айдын, бай. Ну, я башка, а в чем дело? — откликнулся Катанга.
— Асмотр. Панятна, да?
— Но мы не находимся в пределах турецких территориальных вод.
— Какой грубый чэловэк. Нам извэстна лючшэ, в каких вы водах. Глуши матор. Панятна, да?
Вскоре несколько турецких гостей рылись там и сям, причем один из них быстренько уронил к себе в карман лежавшие на планшете часы. Другой поднял гидрофонные наушники и проорал что-то своему командиру. Тот недобро рявкнул в ответ, после чего турки немедленно окружили Джонса и Катангу, отняли у них револьверы и кнут да еще стали подталкивать и пихать, как бы приглашая на выход.
При личной встрече турецкий капитан, украшенный густой растительностью под носом, сказал задержанным:
— Ваш катэр шпионски. Паэтому вы арэстованы, ваш судно канфисковано и будэт атбуксировано в дураджак Анталья.
— Я — американский гражданин, а вот он британский. Понятно, да? — попробовал раздуться Индиана Джонс. — И никакого дураджака нам не надо.
— Вы нэ являться гражданин дружэствэнных Тюркии стран, — возразил офицер. — Абэщаю амырыкански гражданин сэмь лет тюрьмы, брытански — десять.
После такого щедрого обещания граждан недружественных стран засунули в тесненькую каюту, достаточно просторную лишь для болонки.
И опять вернулось ощущение давящей, распластывающей беспомощности. «Еще вчера были гражданами дружественных стран, а сегодня уже нет», — переживал Катанга, а доктор Джонс понимал, что турки чутко держат нос по ветру и хотят угодить новым «повелителям вселенной».
Второе сентября, второй день войны догорает, а завтра, если верить апокрифу, последний подходящий день для спасения мира. И провести столь знаменательные часы придется в этой консервной банке.
Или нет? Ровно над дверью тянулась проводка…
— Гляньте, мистер Катанга, как вам эти проявления немецкой электротехники?
Без особых рассуждений бывший акустик королевского флота крепкими пальцами сорвал зажимы, потянул проводку вниз, потом стал аккуратно обкусывать изоляцию. Капитану повезло, он не задел медную жилку проводника.
Ну, пора. Индиана забарабанил в дверь.
— Открывайте, я семь дней не ел! Кушать хочу, бастурму давай, бишбармак давай, люля-кебаб давай!
Битье в дверь продолжалось минут десять, наконец она отворилась и показались два турка. Передний с пистолетом, задний с ружьем.
— Устал от тэбэ, — произнес тот, кто с пистолетом, пропуская вперед того, кто с ружьем. Человек с ружьем ударил доктора Джонса два раза прикладом.
— Вот тэбэ бастурма, вот тэбэ бишбармак.
Удар прикладом страшен, это Индиана знал со времен мексиканской кампании. Однако и некоторая сноровка у него имелась с тех пор.
Первый удар был нацелен на грудную клетку, но археолог успел полуобернуться и толкнуть приклад плечом. Второй удар направлялся в эрудированную голову, но стоящий боком доктор Джонс заслонил ее, резко подняв руку. Мозговое вещество не пострадало, при этом сам Индиана улетел в стенку.
Решив, что еды на первое время достаточно, турки пошли прочь из каюты-темницы. Первым удалился человек с ружьем. Затем тот, что с пистолетом — он и начал закрывать дверь, держась за ручку с той стороны. На эту медную ручку быстро порезвевший Катанга надел петельку оголенного провода. Щелкнуло, полетели искры. Дверь снова отворилась, и поперек порога легло слегка подрагивающее тело. А над пострадавшим склонялся в некоторой растерянности человек с ружьем. Склонялся он недолго и тоже улегся. Археолог после всех обид врезал душевно, кулаком по затылку.
Оба бесчувственных тела были втащены в каюту, где лишились вдобавок униформы и оружия. И вот уже два новоявленных турка выскочили в коридор.
— Эта дверь ведет в машинное отделение, — показал Катанга на клинкетку. — Я думаю, есть смысл туда зайти.
Беглые пленники съехали вниз по поручням трапа. Индиана съезжал первым, поэтому спрыгнул как раз на колупавшегося внизу вахтенного моториста. Тот получил ногами по ушам и надолго прекратил работу.
— Ну, как у них машина, мастер? — поинтересовался Джонс.
— Болеет, вся раздолбанная. Вот, например, вместо того, чтоб на маслопровод уплотнитель надеть, просто баночку подставили под протечку.
Катанга несколько раз ударил молотком по маслопроводу, потом квалифицированно трахнул кувалдой по кривошипно-шатунному механизму.
— Через десять минут турки начнут терять обороты, — пообещал он. — Пойдемте, экскурсия в машинное отделение закончена, мистер Джонс.
Они вскарабкались по трапу и в дверях столкнулись с низеньким замызганным турком. Этот человек, не разглядев чужаков, что-то спросил про Ярдымджы, наверное, про того самого вахтенного моториста.
Но Катанга пухлым кулачком ткнул вопрошающего под дых. Тот согнулся и схлопотал удар по шее, дополненный пинком от Индианы, после чего скатился кубарем вниз и составил компанию Ярдымджы.
Теперь можно было закрыть машинное отделение на обед и двигаться к выходу на корму. А там помимо пулемета со спаренными стволами пребывало два матроса и офицер. Два матроса не успели среагировать должным образом. Одного из них подстрелил доктор Джонс, другого тюкнул прикладом трофейной винтовки Катанга. Офицер, правда, спрятался за пулеметный щит и принялся разворачивать оружие в сторону возмутителей корабельного спокойствия. Индиана принял меры — в кувырке закатился под стволы. Потом из пистолета шлепнул офицера через прицельное отверстие щита.
Тут уж тишина окончательно была растревожена, и на мостик высыпали турецкие офицеры. Их срезал пулеметный огонь. Как и тех моряков, что пытались выскочить через дверь, ведущую на корму из надстройки. Крупнокалиберные пули отбрасывали турков на несколько футов, вышибали кровавые фонтаны, кромсали мундиры, превращали древесину в стружку, металл — в крошку.
— Держите всех под обстрелом, Джонс, делайте дырки во всем, что пытается двигаться, ползать, дышать! — орал Катанга. — Я сейчас нырну к нашему катеру, заберусь на борт и подведу впритык к турку! Прихватим пяток глубинных бомб, которые отдыхают тут на корме… — После этих слов он действительно сиганул в воду.
Доплывет ли капитан куда надо — было непонятно. По нему вовсю стреляли турки, которые высовывались из бортовых иллюминаторов. И, к сожалению, головы моряков не попадали в сектор обстрела
