отказывается.
— Как «разводишь на бабки»?
— Ну, смотри… Начать надо полегоньку, типа все в порядке, но заплатить придется. А сам, пока суд да дело, визитку у него из бумажника вытаскиваешь. А потом откуда-нибудь издалека фотографируешь, снимаешь, как он там с девкой какой-нибудь путается. Так. Это уже тысяч на сто потянет, не меньше. Или вот еще… понимаешь, козлы эти, когда в кабак приходят, что там делают? Нажрутся и как пойдут друг дружке рассказывать, что там у них да как, все как есть выкладывают, а у каждого из них немало тайных грешков имеется. Сидишь, слушаешь про эти самые грешки, а как узнаешь что интересное — обращаешься в детективное агентство, просишь, чтоб тебе фотографии сделали, а с ними идешь к тому мужику и говоришь: «Слушай, приятель! Вот что у меня на тебя есть. Но, знаешь, я так полагаю, что лучше бы все это осталось между нами, верно? Потому как я ведь и адрес твоих родителей знаю, где же это они живут?.. А, вспомнил…» — ну, в таком вот разрезе. А потом: «Нет, что ты, доить я тебя не собираюсь, черт, как ты мог подумать, никакой это не шантаж, просто отстегни пятьсот тысяч — и все будет в лучшем виде, точно. Ты ж с пятисот штук не обеднеешь, правильно?» Несколько раз подкатывать нельзя, раз взял свое — и порядок. Чем я еще занимался-то? Да всем понемножку — плату с хозяев баров и магазинчиков собирал, долги выколачивал, которые платить не хотели, там дела вот как делаются: скажем, должен кто-то пять миллионов иен, если ты эти пять миллионов из него вытряс, тогда миллион или около того — твоя доля. Так… а еще что было? А, да. Можно девчонку найти из этих старшеклассниц, которые вечно в центре крутятся, а бабок даже на косметику не хватает, и пристроить такую девчонку на работу в бар или клуб — а то и с боссом познакомить, пусть его бабой будет. Знаешь, у рядового бандита жизнь довольно скучная.
— А когда ты завязал?
— Я в криминале меньше двух лет прокрутился. Я вообще очень быстро ко всему интерес теряю, такой уж у меня характер, понимаешь, так что от всей этой фигни с якудза у меня скоро с тоски глаза на лоб полезли. А потом в Токио работал, в квартале Угуисудани, менеджером в агентстве девочек по вызову. Есть такой мужик в Окатимати, чертовски крупная шишка в подпольном бизнесе, господин Сакамото его зовут. Ну, я и попробовал под его началом поработать, довольно долго этим занимался, только потом мне и это занятие под завязку обрыдло. Так скучно было, что все чаще прокалываться стал, ну, меня и повязали.
— За что?
— За сводничество.
— А как вы работали?
— Клиент видит наш флаер и звонит, так? Да знаешь ты, небось тыщу раз сама видела такие флаеры, они в телефонных будках расклеены, типа того, понимаешь ты прекрасно, о чем я говорю. Он, значит, звонит, а ты трубку снимаешь, говоришь: «Спасибо, что обратились к нам, о какой же девочке вы мечтаете? Великолепно, значит, я доставлю ее в такое-то кафе». В Угуисудани мы использовали заведение под названием «Луна в ущербе». И я ему говорю: «Я сейчас доставлю ее в кафе «Луна в ущербе», а вы подождите нас там. Как вы нас узнаете? А, у девочки волосы — золотистее чистого золота, так что узнаете нас вы сразу, без проблем». Едем туда, встречаемся с клиентом. Он: «Ух ты! Какая красотка, слов нет, просто потрясающе!» А я: «Замечательно, отлично, но я, во-первых, вынужден просить вас заплатить вперед, а во-вторых — напомнить, что следует придерживаться оговоренного времени. Если она не вернется через два часа, мне придется самому за ней приехать, неприятно, но факт, так что давайте сделаем так, чтобы этого не случилось. И еще: если вас накроют, окажите нам такую любезность, придумайте какую-нибудь историю, скажите, что она — ваша любовница. Главное — дайте копам понять, что вы с ней давно уже познакомились, у вас роман уже сто лет, в таком вот разрезе».
О такой системе я слышу впервые.
Вообще-то о секс-индустрии я писала немало — знаю, что обычно девочкам звонят из офиса и называют адрес, по которому им нужно приехать. Клиент не имеет ни малейшего представления ни где находится фирма, приславшая девочек, ни что за люди за ней стоят. Если клиент вышел за оговоренное время, с офисом свяжутся по телефону, но основная идея такова, что владельцы фирмы, получающие в этом случае лишние деньги, ничего против не имеют. Возможно, принцип, о котором рассказывал Окабе, применялся исключительно в структуре, на которую он работал. А возможно, эти сутенеры всего лишь действовали попросту, по старинке.
В горле у меня комком застревает какая-то фраза, которую я не могу выговорить.
— Понимаешь, осточертело мне все это, я еще кое-чем заниматься попробовал, но парня, что на меня работал, быстро повязали. А потом господин Сакамото меня и спрашивает — может, хочешь одним из моих баров управлять? Но мне к тому времени уж так скучно от всего этого стало, что я ему просто сказал — извините, не хочу. Наверно, примерно тогда я и призадумался: может, стоит какую-то работу найти? Ну, в смысле, законным чем-то заниматься…
— Тебе тогда лет девятнадцать было?
— Ага.
— Ты говорил, сначала ты где-то на стройке работал?
— Нет, это было, когда я из школы ушел. Стоп, все не так, я на стройку после восьмого класса устроился, точно, именно поэтому в старшие классы и не пошел. Правильно, а потом я в исправительную школу попал. Ее и окончил.
— А кокаином или винтом не торговал?
— Нет уж, чего не было, того не было.
— А сам ни разу не кололся?
— Вот это было, раз-два, не больше, думаю. Но я ж тогда вообще растворитель нюхал, понимаешь? Я ж тогда совсем еще зеленый был, так что на меня это не больно сильное впечатление произвело, не сказать, чтоб хоть чуть-чуть зацепило. Просто нюхал себе растворитель и нюхал, кайф ловил.
— И нравилось тебе нюхать растворитель?
— Так сразу и не сказать, нравилось или нет, — сам не знаю. Сдается, не то чтоб так уж охренительно нравилось, а просто никак завязать не мог скорее всего. А знаешь, в старших классах на этой штуковине неплохие бабки сделать можно. Залезть ночью на фабрику по производству резины или еще чего, спереть там два-три небольших контейнера растворителя и загнать примерно за миллион иен.
— Ох и многим же ты, похоже, успел позаниматься…
— Да я просто все хотел попробовать. Понимаешь, пока не попробуешь чем-нибудь заняться, никогда не узнаешь, интересно это, неинтересно или вовсе скучно. Лично мне гораздо труднее всегда было понять ребят, которые как что начнут — так сразу же и бросают. В смысле, если ты сейчас меня спросишь, что я по этому поводу думаю, я тебе честно отвечу: да, на самом деле нюхать растворитель или клей — затея дебильная, слов нет. Но ведь я это утверждаю, потому что сам нюхал, понимаешь? Ко мне частенько официантки в барах подходят или еще кто, говорят — проблемы у них, может, я что путное присоветую. И вот подходит ко мне такая и говорит: «Слушай, братишка мой младший, похоже, на растворитель подсел. Как думаешь, можно ему помочь?» Или: «Слушай, а муж-то мой кокс нюхает и никак завязать не может. Как думаешь, можно с этим что-нибудь поделать?» Только вот беда — я и сам знаю, что чувствуешь, когда на наркоте сидишь. И ощущения при этом совершенно потрясающие, одного и хочется — продолжать и продолжать без конца, я помню. И потом, был бы я человеком, который таким бедолагам чем-то помочь может, нашлись бы, сдается мне, и люди, которые мне самому помочь тогда смогли бы — ну, хоть как- нибудь.
— И что еще в жизни ты пробовал?
— Ой, даже не знаю. Не очень многое. Я, знаешь, от большинства людей не сильно отличаюсь.
— Будь уверен, еще как отличаешься!
— Да я просто делал, что хотел, вот и все. Пробовал то же, что любому попробовать охота.
— Меня терзают смутные сомнения, что далеко не каждый человек захочет податься в якудза.
— Да? А чего тогда народ на гангстерские фильмы ломится? Если б людям такие вещи были совсем не интересны, то такие фильмы бы просто не снимали, а если бы и снимали, никто бы смотреть их не ходил. Вот, скажем, снимет кто-нибудь кино под названием «Как научиться решать математические уравнения» — так, уверяю тебя, ни один хрен с горы и не почешется его посмотреть! Даже и не подумает на него сходить, сама понимаешь. Люди ходят смотреть фильмы, которые им интересны, так? Ну а я занимался вещами,
