однако и выпускать вожжи из рук совершенно не хотелось. – Дуся! Тебе нужны деньги? На! Пользуйся! Я немного не рассчитала, ты стал уже совсем большим, и у тебя повысились расходы. Сколько тебе дать?
– Маманя, в последний раз я беру у тебя. Потом буду выдавать сам, сколько потребуется. А сейчас…
Дуся назвал такую сумму, от которой у Олимпиады Петровны немедленно в глазах заскакали кузнечики. И все же перечить сыну она не отважилась. Женщина вручила деньги (кое-что от продажи джипа у нее все же оставалось), а потом еще и порхала возле сына, собирая его на вечеринку.
– Дуся, но как же… Ты же говорил, что сегодня встречаешься с Ириной Радько? – беспокоилась она.
– Маменька, я и встречаюсь. Только Радько у меня по плану в одиннадцать, а юбилей сейчас. Нет, не сейчас, сейчас я еще заеду за подарком…
Вот потому-то Дуся и сидел сейчас, лучась от собственного благородства. А к его плечу, будто случайно, нежно припадала Юленька. А девчонки-медсестры пытались ее оттащить и сами лепились возле Дуси. А мужчины тянулись к нему чокнуться. А главный дружески подмигивал и намекал, что Дуся смело может не выходить на работу, потому как у него дела необычайной важности. Только пусть он не забывает про обещанные носилки. А сестра-хозяйка Анна Кирилловна подкладывала ему на одноразовую тарелочку самые жирные куски рыбы. И за всем этим неустанно следила пара черных внимательных глаз. Но Дуся их уже не видел.
Глава 5
Тайна вклада… под лавку
Как ни приятно было сидеть в обществе, где тебе заглядывают в рот, однако ж Дуся на встречу не опоздал. Тем более что и смотреть уже было особенно некому: кто мог – качественно напился, кому не полагалось по службе, того Матвей Макарович самолично разогнал.
К лавочке Дуся заявился, когда стрелки часов только-только подкрадывались к одиннадцати. Радько уже ждала его. Не напрасно она выбрала этот самый темный уголок двора – высокие кусты давали такую тень, что и в солнечную погоду здесь царил полумрак, а уж теперь-то, в одиннадцать часов вечера, и подавно – собственного носа не увидишь. Она стояла возле кустов и не отрываясь наблюдала за мусоркой. У Дуси на душе заскребли кошки, ребенка матери он сегодня вернуть не мог.
– Вечер добрый, – покашлял он, но вспомнив, что ничего доброго для матери этим вечером не будет, поправился. – Да уж какой он, к черту, добрый. Так, здрасте да и все.
Радько, видимо, обиделась не на шутку и здороваться не желала.
– Да! Да, не принес сейчас вашего ребенка! – с вызовом начал он. – И я вас даже где-то понимаю, но у меня нет девочки, поймите!
Радько понимать не собиралась, она только нервно подергивала рукой и не хотела говорить.
– Знаете, мне, конечно, жалко вас как мать, – продолжал Дуся, – но и просто так играть в молчанку мне некогда. Между прочим, меня настырно просила проводить до дому Юленька, а я отказался! Да! И Юлю повез домой Андрюха Пряхин – акушер. А порядочным девушкам акушеры вовсе даже ни к чему раньше времени. А все потому, что я превыше личного ставлю детективное дело! А вот вы, Ирина Алексеевна… Слушайте, я кому тут распинаюсь? Вы можете хотя бы повернуться? – Дуся подскочил к Радько. – Не-е-ет, уж вы поверни…
Рука его схватила пустой рукав старого плаща. Плащ зацепился за сук и пошевеливался от ветра, никакой девушки здесь не было.
– Ой, господи! – по-бабьи присел Дуся. – Это что же – я сам себе лекцию… Ирина! Ирина, вы где?!
Никто не отвечал.
– А еще говорила: «Обязательно ждать буду»! Вруша! – не знал что делать Дуся.
Он посмотрел на часы. Так и есть, еще только десять минут двенадцатого.
– Ну конечно, все ясно! – с облегчением усмехнулся он. – Эти женщины никогда не приходят вовремя. Даже при таких серьезных обстоятельствах. Не сильно, видать, маменька к дочке рвется. Ну ничего, нам не к спеху, подождем. Но уж потом-то, любезная мамаша…
Он ждал долго, очень долго. Уже небо превратилось из черного в фиолетовое и защебетали самые ранние птахи, а Радько все не было.
Дуся уже понимал, что она не придет, но идти домой было страшно. Сидеть на лавочке, возле темных кустов – тоже, поэтому он запрятался под лавку.
Там его спящим и обнаружил дворник Степаныч. Сначала старичок больно ткнул Дусю в бок метлой, а уж потом на весь двор завопил:
– Евдоха! Филин! Кукиш тебе в пятку! Ктой-то тебя на свалку-то, а? А я гляжу, ктой-то мусор под лавку выкинул, тык орудием, а там ты! Чего до дома-то дойти не сумел? Дак ты б к нашим теткам подвалил, неужто б выкинули? А они, видать, и выкинули… Ты хоть одеялишко путевое бы взял, это-то уж совсем никуда негодное…
Дуся продрал глаза. И в самом деле – под лавкой он валялся, укрытый стареньким казенным одеялом чьей-то заботливой рукой.
– Странно… Я хорошо помню, что никакого одеяла не было…
– Так уж и хорошо, – лукаво подмигнул старичок. – Вчера-то, видать, славно посидели, вот и прикорнул где придется.
– А чем это так воняет? – сморщился Дуся.
– Так им же! Одеялом! Никак прямо из мусорки на тебя его и кинули… Хотя… непохоже… Старая, конечно, вещица, но наша Анна, кукиш ей в пятку, такое еще года три не спишет. Да ты вылезай из-под лавки-то, аль тебе сюда и обед притащат?
Обеда Дуся дожидаться не стал. От ранней свежести его потряхивало, что ни говори, а встречать
