жизнь Аллочки, кто нашел ее сам. Ей даже не пришлось устраивать ему западню. А теперь что же, опять долгие годы мечтаний? Хотя… Что там эта глупенькая девочка проронила про наследство?
– Танечка, а откуда вы узнали мой адрес? – спросила она. Действительно, ведь должен же кто-то был знать, что именно в час дня они собираются встретиться с Максимом?
– А про вас все знали, – просто пояснила Комарова. – Все так и говорили – у Максима Михайловича в кои-то веки появилась пассия, интересно, какая она? Хорошо бы, если замечательная хозяйка и не слишком вредная. Ведь вы же понимаете, нам жить вместе. А то у нас Орлищев привел в дом молодую жену, так мы через месяц взвыли – и соседей она затопила, и музыка до трех утра, и слова не скажи – обматерит, как уголовник, честное слово. А с виду – такая милашка. А вот вы – наоборот. С виду – ничего особенного, такая даже хмурая, неприветливая, а столько нам добра сделали!
– Да уж, я такая, – зарделась Аллочка, но все же решила уточнить: – А сколько? Добра-то я наделала какого?
– Ну как же! После того, как Максим Михайлович умер, вы и вещи его раздали, и стоянку нашу на целый месяц всему подъезду оплатили, и даже единолично внесли деньги в озеленительное хозяйство, чтобы они закупили для нашего двора какие-то особенные голубые туи и эти… как их… можжевельники, вот.
– Это еще зачем? – вытянулось лицо у Аллочки.
– Да кто знает, внесли, и все, – пожала плечам Таня.
Аллочка только почесала в затылке. Вот уж точно – не свое, не жалко, хотя, как сказать…
– Танечка… А вот этот молодой человек, водитель, он откуда взялся?
– Он не взялся, он всегда был. Его Вадимом зовут. Он вместе с Максимом Михайловичем работал. Ну и теперь в последний путь его провожал. Очень хороший парень.
Аллочка больше не знала, о чем говорить с Таней. Конечно, хотелось бы все же выяснить – а с чего эти милые соседи решили возвести ее в ранг благотворительницы, когда лично она, Аллочка, никогда благих дел не вытворяла, хотелось бы узнать, кто так яростно прикрывается Аллочкиным именем, совершая светлые поступки? И с какой целью? А то разбазарит имущество. А оно, между прочим… М-да… Только Таня никак не хотела на эти вопросы отвечать. Потому что искренне верила, что и сына ей устроила в садик исключительно Аллочка, и ветки она заказала… А с ее устройством к Фоме в клинику надо что-то думать.
– Танечка, мне пора, – поднялась Алла Власовна. – Ты меня не довози, здесь недалеко, я и сама дойду.
Танечка так замахала руками, что Алла Власовна всерьез испугалась, что сейчас взлетит скатерть со столика.
– Вы что?! Зачем вам самой тащиться, если я вас за две минуты домчу!
Аллочка сдалась:
– Ну хорошо, домчи, только не очень быстро.
Глава 5
И никакие годы не помеха
Гутя вместе с Варькой влетели домой веселые и взбудораженные и даже не сразу заметили, что Аллочка не встречает их немым, печальным, укоряющим ором. Только распаренный Фома возлежал на диване, лениво таращился в телевизор и делал вид, что его серьезно интересует счет между какими-то футбольными командами.
– Фома! Ну посмотри же на меня! – толкнула его Варька. – Правда, мне с такой прической ужасно хорошо?
– Правда, ужасно, – мотнул головой супруг.
– А мне, а мне? – затеребила его Гутя. – Я впервые перекрасилась. Обрати внимание, какой натуральный оттенок! Когда я была совсем молоденькой и за мной бегал сын председателя колхоза…
– Мама, ты все перепутала, Аллочка говорила, что у председателя была дочь! А за тобой бегал сам председатель, и то лишь потому, что ты постоянно уводила его лошадь. В ночное! И он ругался!
– А ты мать слушай, а не Аллочку! – вздернула Гутя подбородок и решила все прояснить на месте: – Аллочка! Что ты наговорила Варьке про мою юность? Аллочка! Фома, а где ваша тетка?
Фома оглянулся по сторонам – действительно, тетки не было.
– Ну ты ж ей сама дала деньги, чтобы она купила что-нибудь вкусненькое, – вспомнил он. – Вот она и удалилась, у нее променад по гастрономам.
– И давно? – подозрительно уставилась на зятя Гутя.
– Для нее это не время, – пробурчал Фома, – она у нас натура романтическая, счастливая, а значит, часов не наблюдает.
– Ой, мам, так даже лучше, – махнула ручкой Варька. – А то знаешь, так неудобно – мы собираемся в ресторан, а ее оставляем, словно она и не родня нам совсем.
– Да! Оставляем, – кивнула Гутя. – Потому что мы идем не просто так, прожигать деньги, а работать. И нас ждет труд. Тяжелый, изнуряющий труд! Если вы еще не забыли. Нам надо выяснить – каких мальчиков покупала себе Трофимова? И лучше, если мы найдем хоть одного. И уж совсем прекрасно, если нам его удастся разговорить. И кто теперь скажет, что мы отправляемся не работать?
– Точно! – Фома взмахнул волосатыми ногами и сел. – Точно! Мы идем не работать. А отмечать нашу годовщину. С Варькой!
– Фомочка, ты уж совсем, – с обидой поджала губы его жена. – У нас годовщина зимой. Ты даже этого никак не можешь запомнить.
– Я запомнил. Но только для прикрытия так надо, чтобы сегодня – годовщина. Мамочка, вы со мной согласны?
– Действительно, Варя. Ну что ты на него налетела? – поддержала зятя Гутя. – Фома прав, пусть у вас сегодня будет маленький юбилей.
– Вот-вот, – обрадовался Фома. – Так что Гутиэра Власовна! Побеспокойтесь о подарке. Мы с Варей давненько мечтали о…
– О красивом атласном белье! – взвизгнула Варька.
– Так я вам недавно дарила! Постельное белье, правда, не атласное, а из бязи, но тоже очень приличное, у нас одна из «невест» на дому шьет. Уж такая рукодельница, такая умница, никак не могу ее замуж вытолкать…
– Мама! – капризно топнула ножкой Варька.
– А я тебе говорил, проси путевку в Турцию, – поддел ее супруг.
– Да ну вас! – в свою очередь вознегодовала Гутя. – Давайте лучше мне юбилей устроим. Фома! Мне в подарок нужен косметический набор и месячный абонемент к массажисту.
– Мы примем к сведенью, маменька. И на ваше шестидесятилетие…
– Наглец! – воскликнула Гутя и устремилась в кухню – она просто не понимала, как можно идти в какой- то ресторан на голодный желудок.
И все же ссориться им было некогда, и после сытного ужина они отправили Фому за машиной, а сами уселись каждая к своему зеркалу, чтобы довести до совершенства свои благородные лица.
В ресторане «Нота» народу было совсем немного, это было видно через огромные окна и стеклянные двери. Однако возле этих дверей высился громадный детина, с равнодушным упрямством всем сообщавший, что мест нет.
– Но как же! – волновалась Гутя. – А если у нас юбилей? Может у меня быть юбилей? Я вас спрашиваю!
Парень долго морщил лоб, а потом согласился:
– Юбилей – может. Только у нас все равно мест нет. Идите отмечать в столовую.
– Вот сам бы и пошел! – дернула головой Гутя и затеребила зятя. – Фома! Позвони Очкареву. Пусть он побеспокоится, ты же знаешь, как нам важно быть именно здесь.
– Это некрасиво – пользоваться своим служебным положением, – по-верблюжьи выгнул шею Фома. – Да, я некогда сделал Очкареву серьезную операцию, но это еще не повод, чтобы человека тревожить и…
– Варя! Он меня убьет свои нудизмом. Сделай внушение своему мужу. Да ты не словами, ты кулаком сделай!
