– М-да, утащил, хулиган эдакий, надо бы вернуть ворованное, да только где я зайца этого теперь найду? – расстраивалась мать и принималась варить нехитрую похлебку.
Или им «посылал» брикет дешевой каши какой-нибудь сказочный богатырь.
– Ма, я не люблю эту перловку, – морщился малыш.
– А Илья Муромец специально ее прислал, чтобы ты таким же сильным рос, – сокрушалась мать. – Ну, и что будем делать?
– Варить, что уж, а то выкинем, а Илья увидит.
– Ну да, придется сварить. И съесть!
Мальчишка рос, и каждый раз мать находила нужные слова, умела дать ему столько ласки, что Ромка не чувствовал себя обделенным. Правда, однажды им стало так тяжело, что даже у матери силы иссякли. Она решила продать их большую трехкомнатную квартиру и поменять ее на двушку, а остальные деньги потратить на жизнь – сыну предстоял выпускной вечер, а там и экзамены в институт надвигались, кто же не знает, сколько на это надо денег.
Но никаких денег они не увидели. Ловкие мошенники оставили маленькую семью не только без денег, но и без квартиры. В один «прекрасный» день пришли чужие люди и выставили нехитрые пожитки Комаровых на улицу, да еще и пригрозили – если вдруг начнется скандал, они и вовсе мать с сыном с лица земли сотрут. Мать не слишком-то испугалась, куда-то бегала, что-то доказывала, но…
Они перебрались в подвал этого же дома, была там маленькая комнатушка, и стали чего-то ждать. Во всяком случае, Ромка. Потому что мать дня четыре думала, ходила молчаливая, с темная лицом, а потом обмолвилась:
– Не переживай, Ромашка, мы скоро будем хорошо жить.
И он ей поверил – она никогда ему не лгала.
Вот тогда-то и появился в Ромкиной жизни господин Родионов Максим Михайлович. Правда, в жизни матери, как потом выяснилось, он появился гораздо раньше. Это уж парнишка подслушал из разговора матери с ее подругой, тетей Наташей. Они часто ходили к ней в гости, мылись в ванной, смотрели телевизор и всегда оставались ночевать, если муж подруги уезжал в командировки.
– А ты в суд на него подай! – кипятилась тетя Наташа, когда они поздно вечером сидели на кухне, а Ромка лежал в маленькой комнате и делал вид, что спит.
– Ну и что я в этом суде скажу?
– А что он – отец! И пусть содержит. Это не дело, чтобы у твоего сына не было счастливого детства. Сейчас всем его обещают, а твой Ромка в подвале живет.
– Так я сама виновата.
– Вот сама и страдай. А мальчишка ни при чем! Сама виновата, сама и выкручивайся. Иди к этому Родионову, он сейчас как сыр в масле катается, ничего, от него не убудет!
Видимо, мать все же сходила, потому что через некоторое время в их подвале появился довольно симпатичный мужчина. Он пришел с полной сумкой какой-то еды, уселся на стул перед Ромкой и спросил у матери:
– И ты уверена, что он – мой сын?
Мать даже не ответила, только вспыхнула до корней волос, а Ромка злобно сверкнул на нежданного отца темными глазищами.
– Погоди-ка… – перебила рассказ Комарова Аллочка. – Так Родионов, выходит, твой отец?! Не может быть!
– Отчего ж? – злобно скривился Комаров. – Батюшка очень любил женщин, еще тот святоша! Правда, он любил все больше жирненьких, а моя мама была стройная до… до последних дней. Да и не с чего ей было разжиреть. Вот он и переметнулся к этой… сучке! – и Роман кивнул в сторону Аллочки. – Он вообще не думал, что у него где-то там есть какая-то брошеная девушка, что в подвале сын растет, ему на все было чихать, но… Но он нам помог! Помо-о-ог, врать не буду. Мы через несколько недель уже жили в новой квартире.
– Ну вот! А ты говоришь! – не выдержала Гутя.
– А я и говорю – помог сыну, вытащил из подвала. Только не задаром. Это я уже потом узнал, годика через два, а первое время мать, как могла, все от меня скрывала, я уже большой был. Школу заканчивал, мог этого папеньку по всем кочкам разнести!
– Это за что ж такая благодарность? – спросила Варька. – За квартирку-то надо было спасибо ему сказать.
– А мы сказали! – вытаращился Комаров. – Матушка моя! Только ему простое спасибо на хрен не нужно было! А о том, что он родному сыну крышу давал, Родионов и вовсе не помнил, у него другие проблемы были, и он их решал. Ну что ты фыркаешь? Тебе ли не знать! – обернулся к Аллочке Роман, а потом стал рассказывать исключительно Игорю.
– А я-то что? – возмутилась Аллочка.
– Да то! Что сейчас-то ужом вертишься? Я же все тогда узнал! – И он снова обернулся к изумленному Игорю: – Отец женился на ней… она, правда, тогда-то получше была, весом пожиже, да и лицом получше, моложе отца была. А он вокруг нее прямо хороводы водил! И ведь главное: мать моя – красавица, меня ему родила, такого хорошего; стройненькая была, а он! Втюхался в эту! А она вся гнилая еще с рождения! Почки у нее – ни к черту! Ей врачи сказали, что если не пересадят донорскую, помрет. Лучше б ты померла, сучка!
– Сам дурак, – тявкнула Аллочка и прикусила язык, потому что Комаров продолжал:
– Папенька мой даже друга своего, Николайского, в Медицинский Центр перебросил, чтобы его торбе ненаглядной операцию вне всякой очереди сделать. А тот все равно никак не мог – там же надо, чтобы все подходило, и группа крови, и все такое… Короче, отец пришел к нам в подвал и заявил матери – ничего не знаю, но будет почка, будет и новая квартира. Это был просто рок какой-то! Но почка матери подошла этой клуше на все сто! И мы уже через несколько недель переехали. Да только уж как переехали… Я ж говорю – не знал сначала ничего, а мать вдруг увезли в больницу. Уехала здоровой, а вернулась… даже вспоминать больно! Ну и, сами понимаете, ей после такой операции и уход особенный нужен был, и питание улучшенное, и лекарства всякие, а у нас – только новые голые стены! И ни копейки за душой, мама же не могла работать, как прежде. Вот тогда-то она мне все и рассказала. А я, как узнал… Я прибежал к отцу… и, если б я тогда встретил эту сучку, я б ее задушил! И он это понял, сразу. Понял и здорово испугался, меня испугался – сильно и надолго. Денег, конечно, дал, но знал, что я не успокоюсь. Ну и вывернулся, конечно, гад. Он знаете что придумал? Он «похоронил» свою молодую жену! Это ж надо до такого дойти! Такие похороны забабахал – во всех газетах писали. И я, дурак, повелся! Решил, что он свое заплатил – не мне, но все равно. Я его просто оставил в покое. У него больше не осталось ни жены, ни сына, только работа, да еще его друг, Николайский этот. Кстати, у Николайского тоже в судьбе, я слышал, не все ладно было – жена его бросила, с той работы он перешел на другую, в хорошую клинику, но и оттуда ушел, видно, поперли, потом снова в Медицинский Центр устроился. Короче, болтался мужик, как цветок в проруби.
– Ну, а с отцом-то что дальше было? Почему тебя опять понесло? – спросила Гутя.
– Потом вся эта карусель закрутилась заново, – устало вздохнул Комаров. – Я уже женат был, с матерью в однушке жили, там и Петька родился, а вырваться никак не получалось. Ни квартиры не предвиделось, ни работы стоящей.
– И ты опять пошел к папе? – усмехнулась Варька. – На работу просил тебя устроить?
– Зачем? Я отца только попросил, чтобы он нам квартиру дал, потому что в одной-то комнате, с матерью, с женой, с ребенком… да, потребовал, и все! Пусть дает! А работу… Я устроился к Трофимовой шофером, богатая была тетка, но скупая, зараза. Одно хорошо, я свою машину не бил, на ее «джипе» работал. Ну, ясное дело, и бензин был дармовой, я еще и себе сливал, и так, по большим надобностям на ее машинке рассекал. Поэтому и держался. А денег там немного было. И вот однажды привез свою я тетку в больницу. Клиника здесь какая-то есть недалеко от ее дома, там только навороченные тусуются. Короче, я сижу, жду, и вдруг вижу – выходит Аллочка! Жена моего батюшки!
– Живая, что ли?! – не поверил Фома.
– Так я же говорю – отец мой, фантазер, придумал ей похороны устроить, я и поверил! А она живет себе преспокойненько! Ну, блин, мне так плохо стало… Ну и лох! Натуральный. Стал я за этой Аллочкой следить. И что вы думаете? На следующей же неделе я и папеньку засек, он свою любимую с расстояния
