Петь он не умел вовсе, фальшивил безбожно, да к тому же отвратительно знал слова. Песня буквально умирала.
– Представить страшно мне теперь… – терпеливо прорывалась Люся сквозь председательский ор.
– Что я сегодня… м-м-м… как зверь… – орал председатель, нещадно перевирая слова.
– Заткнись! – рявкнула вдруг его дражайшая половина. – Дай послушать, ирод! Давайте сначала, женщина, а то этот… кивин голосящий! Пойте!
Люся крякнула, но послушно начала снова. Теперь красивым поставленным голосом ее поддерживал Егор, а председатель так и мычал, зажатый крепкой дланью своей бывшей… кажется, ему было просто нечем дышать.
Песня сложилась. А ведь не репетировали ни разу!
Люся, довольная и раскрасневшаяся, смущенно кланялась, а рядом так же раскланивался Егор. И вдруг…
– Горько!!! – рявкнул какой-то негодяй. И уже вся толпа скандировала: – Горько! Горько! Го-о-о-орькоо-о!
Первый отозвался на пожелания председатель. Он вытер рот широкой ладонью, а потом по-хозяйски притянул к себе пышную властную даму. Дама вдруг в один миг сделалась робкой, шаловливой и застенчивой. Но председатель крепко поцеловал бывшую супругу в уста сахарные, после чего тут же получил по скуле:
– А пропади ты пропадом, охальник! Вот ить… подкрался! – незлобно ругалась женщина.
Мужчина из второй пары тоже подошел к своей жене и неловко клюнул ее куда-то в область подбородка.
– Да и кто ж так цалует?! – вопила толпа. – А ну, городские, покажи класс! Горько-о-о!!!
У Люси мгновенно лицо обдало жаром. Она посмотрела на Егора, искренне рассчитывая, что он сейчас возьмет и спасет ситуацию! Тот только смущенно улыбался. А потом и вовсе – подошел к Люсе близко-близко, притянул ее к себе и прошептал:
– Прости, Люся, народ просит.
И не успела она еще как следует возмутиться эдаким предательством, как почувствовала его крепкие губы на своих губах.
Как же давно ее никто не целовал… Ну, Малыша она не считает, тот лижется на дню по сто раз, но мужчина!!! А ее вообще-то целовали?…Вот так – точно нет! Чтобы у нее закружилась голова, чтобы под коленками разлилось тепло, чтобы…
Он отпустил ее и тихонько придержал рукой.
– У-у-у-у! – выла толпа. – Ма-а-а-ло!
– Хватит! – вдруг опомнился председатель. – Чай не иротические фильмы здесь показываем! Оль, давай дальше, чего там у нас по сценарию?
Дальше Люся была в каком-то непонятном состоянии. Губы сами собой расплывались в глупейшей улыбке, а глаза… глаза просто боялись натолкнуться на Егора. И еще ее просто переполняло чувство легкости. Ну правда! Сейчас вот, кажется, могла бы и взлететь, если б постаралась.
А праздник все тянулся и тянулся. Потом начались танцы, и, конечно же, сначала под аккордеон – молодежь отдавала дань уважения поколению взрослому. А те просили медленные танго и с упоением толкались возле самого входа в новый загс.
– Все! – вдруг заявил незнакомый молодой мужик, изрядно под градусом. – Мы у вас тетку эту с гармозёй забираем. Она у нас играть будет! Тесть просит! А у яво седни день рождения, так что… ваши не пляшут!
– Позвольте, но как это… не пляшут? – возмутилась Люся. – Я никуда не поеду. Какой еще тесть? Если у меня уже пальцы не слушаются? Вы на время посмотрите!
– Я те, бабуся, чего сказал? – недобро оскалился мужик и склонился над самым лицом Людмилы Ефимовны.
– Ты с кем это так разговариваешь?! – вдруг очутился рядом с Люсей Егор. – Я ведь не посмотрю, что ты на копну похож, сейчас прямо эти аккордеоном и зафигачу!
– А ты-то, мужик, чего взъелся?! – выпучил глаза мужик. – Я ж не с тобой! Ты-то гуляй!
– Это моя жена. Ясно тебе?! – злобно зашипел Егор Львович. – И топай от нее, пока я не разозлился!
– Егор! Успокойся! – всерьез испугалась за своего псевдосупруга Люся. – Егор, ну что ты, как маленький! Этот напился, а ты-то ведь…
– Витька! Ты, что ль, буянишь?! – появился рядом с музыкантами вездесущий председатель. – Я те, Витька, порку устрою, гаденыш эдакий! Ты чего ж это… – тут председатель мило улыбнулся Люсе и пояснил: – Сынок это мой. Старшенький. Гордость моя! Витька, стервец! А ну пошел домой, а то матери скажу, она тебе при всей деревне задницу-то надерет! Не поглядит, что сам с усам!
Парень против отца идти не отважился, а Люся быстренько свернула чужой аккордеон и обратилась к председателю:
– Мы поедем уже, а то…
– Да, – поддержал ее Егор. – Мы уже и так здесь все, что надо, открыли. А драку, простите, вы не заказывали.
Они ехали домой, и Егор Львович беспрестанно ворчал:
– Это ж надо так играть, что тебя прямо со сцены утаскивают!
– Талант, чего уж там, – краснела от похвалы Люся.
– Да какой там талант! Ты играла, как… как мужик в подземном переходе! А если б звучала классика – тебя бы точно не тронули! Никому бы и в голову не пришло заказывать для тестя первую сонату Бетховена! Нет, Люся, мне определенно надо с тобой репетировать в два раза больше! И вообще! Тебе нужен телохранитель!
– У меня есть, – напомнила Люся. – У меня ж Малыш!
– Он не справляется! – рявкнул Егор. – Тебе нужно два! Для такого тельца… – и вдруг спросил: – Люся, какой у тебя размер одежды? Я хочу тебе подарить прекрасный костюм! А то ведь в этой кофточке… – И он осторожно, двумя пальцами потрогал тоненькую, старенькую ткань.
– Знаю… – усмехнулась Люся. – Хочется пожулькать, да?
– Ну да… ее хочется пожулькать и выкинуть. Ты в ней как бабушка из сиротского приюта, честное слово! Ты у меня будешь выглядеть достойно. Люся! Как ты того и заслуживаешь!
– Сам ты… бабушка… – обиделась Людмила Ефимовна. – И вообще… у меня сорок второй размер!
После той неожиданной встречи, когда Лиза увидела своего мужа вместе с новой пассией, вместо уныния и горечи в ее душе поселилась какая-то легкость и тихая радость. Как будто ей кто-то шепнул, что судьба приготовила ей сюрприз и вот-вот должна вручить. Конечно, никто и ничего ей не шептал, и Лизе даже самой было непонятно ее состояние, однако ж… каждое утро она теперь просыпалась с улыбкой на лице. Даже если на небе хмурились тучи, а на земле от неудовольствия морщились лужи. Теперь у Лизы просто не хватало времени их разглядывать. Она крутилась по дому, возилась с Соней, готовила обеды-ужины, да еще и на огороде что-то успевала делать. Она и раньше, у себя дома, крутилась по дому бешеной белкой, но только там все ее старания принимались как должное, и никому даже в голову не могло прийти ее хоть разик похвалить. Здесь тоже не слишком рассыпались в