— Не за что. Нет, правда, пока что — не за что. Руки прочь, я сказал!
Чёрная трость с клювом ворона взметнулась и опустилась на руку сида, разорвав ладонь. Стальной клюв вгрызся в плоть, покраснел. Корд одёрнул руку слишком поздно.
— Это трость Кромахи Повелителя Воронов, — заметил он, касаясь раны пальцами другой руки, останавливая кровь, сращивая кожу. Потом поднял глаза на Хранителя.
И простонал тихонько, предчувствуя неладное.
Потолок взмыл так высоко, что, казалось, под ним плывут облака. Зал вдруг стал ещё больше, и совсем неуютным. Престолы вознеслись, точно башни. На чёрном троне восседал Глумхарр в железной короне, на алом — Лоддир в шлеме с личиной, на зелёном — Герна в изумрудной шляпе, на синем — Хьёлле в высоком колпаке. На лицах Хранителей покоились маски из серебра. Не было на них прорезей для рта и носа, но чернённый узор был прекраснее и страшнее лиц.
— Жизнь, — произнесла Герна.
— Смерть, — ответила Хьёлле.
— Битва, — глухо процедил Лоддир.
— Искусство, — усмехнулся Глумхарр.
Корд'аэн поднял с пола оброненную кисть.
— Искусство, говоришь? — он глядел в котёл посреди зала, в котором гудело холодное пламя.
— Я мог бы отпустить тебя, — гремел Глумхарр, — но есть небольшая возможность, что ты сумеешь предотвратить войну. Это плохо. Война — это благо. Война ускоряет расцвет и гибель.
— А ты думаешь, такой… ускоритель необходим? — спросил Корд'аэн.
— Иногда. Кроме того, священный меч войны поёт песни и красит полотна, которых мирное время не знает. А ведь это главное. Когда я разрушил Альвинагард, об этом пели прекрасные песни, и там была любовь, и измена, и разлука, и… Ныне не поют таких песен. Убеди нас, что время мира не станет временем гниения и распада, как это происходит ныне.
— Мир прекрасен, — тихо сказал Корд'аэн, — и боги хранят его…
— Боги скоро станут пировать на останках прекрасного мира, — захохотал Глумхарр, — боги желают своих песен, и они сойдутся на поле великой брани, чтобы играть!..
— Это неправда! — воскликнул Корд'аэн.
— Я расскажу тебе правду, — донеслось вдруг из пламенного котла посреди зала. — Правда в том, что богам нет дела до счастья живых. Их больше заботят ваши предсмертные слова. Они греются вашим огнём. Ваш мир — это их пир. Боги изменились, они не похожи на тех, что творили вселенную и уничтожали древних чудовищ.
— Кто ты? — спросил Корд'аэн у пламени. — Каково твоё имя?
— Много имен у меня. Король Тьмы, Владыка Льда и Пламени, Пляшущий-на-Курганах, Пожиратель Трупов, Супруг Смерти, Страшный Судья, Алый Мастер… Народ твоего отца зовёт меня Хельгрим, а родичи твоей матери — Фир Больг.
— Видеть бога — большая честь, — друид поклонился.
— Мы раньше виделись, много раз. Разве ты забыл?
Нет, он не забыл. Не забыл костров и молитв, казней и побоищ, и сумасшедших глаз, и прекрасной музыки, от которой леденело сердце.
Внезапно в зале стало очень холодно, ибо огонь в кратере поглощал тепло, вместо того, чтобы его отдавать. В углах сгустился мрак. Ветер столетий пронёсся над головой, сдувая пламя со свеч. Друид повернулся к пламени:
— Скажи, ибо я спрашиваю тебя, Алый Мастер, есть ли способ остановить войну?
— Не долго ты думал, друид. Не ты тут судья, и не мудро спрашивать о том прямо.
— Я спрашиваю не как судья, но как ученик у наставника.
— Ученик? — расхохотался Король Тьмы. — Вот тебе мой первый урок. Готов ли ты пожертвовать собой? Провисеть три дня на кресте, под палящим солнцем, облепленный грязью, потом и мухами? Чувствовать, как твои внутренности тянут тебя вниз, медленно разрываются внутри тебя, и нет милосердного сотника? Или — девять долгих ночей на холодном ветру, пронзённый копьём, в жертву себе же, в ветвях древа того, чьи корни сокрыты в недрах неведомых? Тихо, не отвечай. Конечно, ты готов. Я вижу огонь в твоих глазах. И я огорчу тебя. Прошло время огней. Никто не возьмёт этой жертвы. Кому ты нужен? Кто ты? Ты — Сын Божий? Нет. Ты — нищий, ублюдок, ничтожество. Пожертвовать собой — проще всего. А вот выжить, назло и вопреки всему, работать, вести долгую беседу… Хватит ли тебя на это?
Корд'аэн молчал, склонив голову.
Холодное пламя потухло. В зале сделалось совсем темно. Серебряные маски Хранителей светились мертвенным светом, точно лик луны в зените. Казалось, маски без ртов улыбаются.
Корд'аэн повертел кисточку, сковырнул подсохшую белую краску и подошёл к картине 'Арфа, меч и кожа'.
— Тут есть над чем поработать, — глубокомысленно заметил он.
— Желаешь переписать эти картины? — голос шёл отовсюду, гулкий, насмешливый и сладко- ядовитый. Голос проникал в череп, заливал сердце горьким мёдом, и не знал Корд'аэн, кто теперь говорит с ним. Это был голос самого Замка, пожравшего прежних просителей и героев.
— Да, — отвечал Корд'аэн, — таково моё желание. Я хочу красоты и совершенства.
— Тогда не обессудь, ибо писать придется, как всегда, слезами и кровью. Не только своими.
Вихрь прошёлся по залу. Тени с лицами друзей и врагов окружили волшебника. Белый огонь вспыхнул на кончике кисточки, но не смел Корд'аэн поднять ни рук, ни глаз. Друзья и враги смотрели на него и молчали. Он шептал: 'Флиннах, отец мой… Муирнэ, мать моя… Брендах, учитель мой… Аллиэ… О, я не смею, не могу, нет, оставьте меня…' — а затем выронил кисть и посох, и рухнул на колени, созерцая лишь злато-алое сияние солнца, оплетённого омелой.
Ибо огненная рана, которую нанесли ему перед вратами замка, дала о себе знать…
Ему казалось — падение вечно. Переходы Девятого Замка, мрак и камень, проглотили его, словно чудовище, словно дракон, и вот он в глотке, во чреве, где нет ни солнца, ни надежды. Он не поверил, услышав наконец шум волн.
…Они веселились на берегу моря. Народ Холмов, девушки и юноши, они пригнали стадо белых коз с красными ушами на пастбище в устье речки Лейх и поручили охрану трём длинношерстым овчаркам, как делали всегда. Они ждали высокой травы, чтобы прийти сюда и плясать, и пить вино, и играть на свирелях и скрипках, и жечь ночи на кострах, и целоваться под луной, под вечный зов Бурных Волн.
Волны сыграли с ними недобрую шутку.
…Блеяли козы. Они бежали во все стороны, а овчарки лежали мёртвые. За козами гнались голые по пояс воины в полотняных либо кожаных штанах, хватали за рога, убивали, сволакивали в общую кучу. Другие гнались уже за бегущими детьми Народа Холмов. Парни пробовали защититься, но мало у кого было оружие страшней посоха. Их рубили без разбора. Мечи и секиры покраснели вмиг. Высокие бородатые витязи из Страны Заливов, викинги, возвращались из похода и решили пополнить запасы еды. Локланны, Люди Озёрной страны, были краткоживущими и потому их алчность превосходила волчью. Они так и звали себя: волки бури мечей.
Корд'аэн видел, как бежит по берегу, к лесу, дева с ореховыми волосами. Длинная юбка мешала ей, ужас плескался в глазах. У неё не было ни защитника, ни возлюбленного. А родичи были далеко либо уже мертвы.
Её догнал длинноволосый северянин, хотя и бежал он, чуть хромая. Сбил с ног деву, разорвал юбку. Она пыталась кусаться, царапаться, ударить его в пах, но ему не впервой было насиловать. Зверь настиг добычу. Муирнэ закричала. О, как она кричала. Никому бы не слышать…
Викинг запрокинул голову, рыча и хрипя. Посмотрел Корд'аэну прямо в глаза, нагло улыбаясь. Его
