— …допустим… Скажи-ка, ты всё ещё хочешь выйти со мною в круг?
Ничего не ответил Дарин, бог ненависти. Лишь молча кивнул.
— Мы не прервали очередной учёной беседы о заднице? — спросил Эльри.
— Нет, мы тут больше о бабах, — ответил Тидрек. — То есть, простите, о статных ивах пива, о белых лебедях чертога, о цветах луга мира… У меня есть возлюбленная, у Дэора вроде тоже. А что вы скажете, други ратные? Чтоб мы не думали о вас плохо.
— Я пока в поиске, — солгал Борин, — ибо Предки велели искать супружницу так, чтобы быть с нею до смерти, а не разводиться на третий день после свадебного пира.
— У Снорри есть жена, — сообщил Эльри. — А вот у меня как-то не сложилось. Жизнь прошла в походах и скитаниях, искать кого-то, как завещали Предки, не было ни сил, ни желания. Да, знаю, о чём вы подумали. Я также полагаю мужеложство отвратным делом. Хотя вот люди острова Боргос полагают иначе. Однако есть в этом милом городке весёлые дома и для истинных мужей, чем я славно воспользовался в своё время. И всем советую, коль случится побывать в Боргосе, заглянуть в алый квартал. Сразу скажу, что с двергов берут вдвое больше.
— О да! — подтвердил Тидрек, мечтательно улыбаясь. — Как же, знаменитые бордели Боргоса! 'Храм богини Эльмадре', подумать только… Вроде они стесняются…
— А ты полагаешь, мастер, что им не надо этого стыдиться? — на удивление членораздельно проговорил Дарин.
— Ты ещё скажи, что там трудятся несчастные рабыни, — хмыкнул Тидрек. — Сука не захочет…
— Отчего же наши женщины не торгуют собой? — спросил Дарин.
— Потому что мы о них заботимся.
— А я слышал от сведущих людей, — заметил Дэор, — что жены народа Двергар имеют иную причину, дабы не торговать собою. Говорят, будто они столь дурны собою, что даже цверги ими брезгуют, громко вопя и разбегаясь при одном их появлении. Изо рта их торчат заячьи резцы и волчьи клыки, жёсткие усы и бороды обрамляют их безобразные лица…
— Берегись Ворона, Змеиный Язык, — сказал сквозь боль Дарин, помешивая горячую искристую золу клевцом. Боёк сверкал, как клюв ворона, терзающего свежий труп.
Дэор пожал плечами, даже не глядя на сына конунга.
— Помнится мне, что не Гуннлауг Змеиный Язык был худшим воином во фьордах и на островах, — ответил вместо него Борин. — И Ворон-Храфн погиб в бою с ним, в поединке за руку прекрасной Хельги. Так же, как погибли Эрик Рауд и Хродгар, сын Хрольфа, в бою за милость Асы, дочери державного Бальдра.
— Никогда мне не доводилось слышать об их поединке, — изогнул бровь Дэор.
— Скажи-ка, друг мой, — почти прошептал Борин, — есть ли что-нибудь, чего ты боишься?
— Есть, о сын Торина, — тихо ответил хлорд.
— Позволь, я спою о том.
— Почту за честь.
— Я спою о том, — объявил Борин в голос, — чего боятся даже храбрейшие из живущих мужей, о том, что губит честь и гордость воинов, а подчас ранит и убивает страшней железа в руках врага. Слушайте же 'Песнь о сватовстве к Асе'.
Так пел Борин-скальд в пещере с низким потолком, терзая струны арфы, и волны терзали корабль отважного викинга, а ветер, вздымаемый тёмными крыльями месяца Рёммнира, терзал паруса с алым крестом. Горела красная борода Эрика, рыжие волосы метались на ветру — он стоял на носу, подобный пылающей головне, убийца, изгнанник, морской король, владыка китовых дорог, проложивший путь для соотечественников.
То был путь в Гренланд, Зелёную Страну, укутанную стылым туманом…
Борин-скальд услышал ту песнь от своего наставника Ори. Тот же утверждал, что эти кённинги ему вложил в разум сам Дельмир, слепой бог поэзии, пока тот спал. Ни Ори, ни Борин не ведали, что это за земли — Исенланд и Гренланд, и кто такие Эрик Рауд и Ньёрд. Однако и наставник, и ученик полагали, что мир велик, и многим землям и островам хватит в нем места.
Да и, в конце концов, имеет ли это большое значение?…
