– А потом я встретил Томочку… Она девчушка совсем еще была. Мы с ней даже расписаться не успели…
– Почему?
– А она повесилась.
Гутя от неожиданности крякнула.
– Что это она? Может, ты пил? Вот она и решила – зачем, мол, с тобой жизнь губить медленно, лучше сразу…
– Да ну уж! Чего это я пил-то? – возмутился Севастьян. – Я и не пил тогда. И вообще, когда она повесилась, я не мог пить, я в больнице лежал, с аппендицитом. Мне тогда и так хреново было, я еле от наркоза отошел, а тут – на тебе! Такие новости! Ее даже и хоронили без меня, так мне нездоровилось. А ты «пил»! Обидно даже…
Гутя и в самом деле почувствовала, что обидела хозяина, поэтому уже сама налила ему рюмочку.
– Ну а дальше что? – затормошила она его, когда рюмочку опустошили.
– Дальше пришлось познакомиться с другой женщиной, – с горечью сказал Севастьян. – Ее Аллой звали…
– Как мою сестру, да?
– Сравнила!
Напоминание о Гутиной сестре так взволновало Севастьяна, что он даже на некоторое время онемел, только мотал руками в воздухе.
– Она знаешь какая была? Идеал! – выписывал перед собой ладонями женский идеал Севастьян Рожкин. – Талия – во! Ноги – вот отсюда! А г… глаза! Красавица! Ну говорю же – идеал! А я ее почти и не любил, мне тогда вообще не до женщин было, но она сама… Знаешь, сколько она за мной ходила, с ума сойти! И ведь добилась своего – я стал оттаивать. У нее такая фигурка была…
– Ты уже говорил, – насупилась Гутя.
Но Севастьян ее не слышал.
– У нее такая фигурка была, а она все ее ходила оттачивать во всякие спортзалы. И меня приобщила. Я так футболом увлекся, сам от себя не ожидал. Нет чтобы там пивка попить, в баре посидеть, а я как больной – в спортзал. В конце концов Алла меня даже ревновать стала к мячу. И чтобы она не нервничала, мы даже заявление в загс подали. Через месяц должна была свадьба состояться… Она перчатки себе поехала выбирать… Вот скажи, зачем ей обязательно нужны были перчатки? Мы же не на ринг собирались! В общем, она поехала в магазин, а я снова на стадион. Меня прямо с футбольного поля вызвали – Алла выкинулась с балкона.
– Зачем? – глупо спросила Гутя.
Севастьян на нее посмотрел долгим взглядом и придвинулся к самому ее лицу.
– Я – не – знаю! – громко прошипел он.
– Сева… она не могла… девушка перед свадьбой не могла выкинуться с балкона, – покачала головой Гутя. – Или… или ты мне что-то недоговариваешь…
Севастьян устало опустился в кресло.
– Да все я договариваю, – вытянул он из дорогой пачки сигарету и закурил. – Ты думаешь – это я их? Фигня. Даже милиция не смогла меня к этим смертям приклеить, а уж сколько они со мной работали. Да и мотивов-то нет.
Гутя судорожно сглотнула, выпрямилась и ватным языком пробормотала:
– А может… ты их того, без мотива? Я слышала, так всегда маньяки делают. Может, ты маньяк?
Сева равнодушно пожал плечами:
– Может. Только во всех случаях у меня алиби гранитное – то в больнице лежал, там меня десятки больных видели, то опять же на поле. Там тоже народу до фига. Не получается. А нанимать киллера у маньяков не принято. И главное – никаких мотивов. Больше я женщинами не интересуюсь.
Севастьян затянулся сигаретой и подошел к балкону. Гуте такое заявление не понравилось вовсе. Последняя фраза явно была лишней.
– А я? – вырвалось у нее непроизвольно.
– Я же говорю – не интересуюсь, – не оборачивался Севастьян. – Я боюсь за них.
– Поэтому и от меня убежал? – радостно догадалась Гутя.
– Да… поэтому! – Севастьян резко обернулся. – Только-только я начинаю привыкать к женщине, только-только она мне делается родной, как…
Теперь в его глазах стояли слезы. Гутя тоже смотрела на него мокрыми глазами. Сама себе она виделась принцессой из «Обыкновенного чуда», ну а Севастьян молодым Абдуловым. Ей так хотелось к нему сейчас прижаться, но казалось, только она поцелует его, как тот немедленно превратится в медведя. Ну или не в медведя, но целоваться им точно нельзя – погибать Гуте не хотелось даже за поцелуи любимого.
– А… а что нам делать? – спросила она сдерживая рыдания.
Севастьян молча достал из шкафа чистое полотенце и, глядя куда-то вдаль, вытер гостье лицо от лишней влаги. Это получилось не совсем романтично, но трогательно.
– Ты меня увидела, и мне теперь придется снова пуститься в бега, – тяжело вздохнул он. – Иначе тебя убьют.