опасно!
– Акакий, ты мне должен верить – уж твоего убийцу я отыщу непременно! И он всю жизнь мне за тебя пенсию выплачивать будет! – успокоила жена и перевернулась на другой бок.
А Акакий еще долго размышлял, как бы отвертеться от штрафа.
Утро обрадовало хорошей погодой. С крыш капало, на тротуарах чавкала грязь, а солнце так и пекло через меховые шапки.
Клавдия сидела у телефона и терпеливо набирала номера роддомов. Удача не стала испытывать ее терпение, и уже в четвертом роддоме женщине ответили, что Кошкина Елизавета Николаевна лежит на сохранении именно у них. Клавдия была рада. Еще бы – четвертый роддом находился в двух остановках, при необходимости добраться туда можно было пешком, не припрягая Жорин джип. И охранять девчонку, если доведется, будет удобно, и опять же можно среди работников этого заведения знакомых отыскать. Нет, что ни говори, а дома даже стены помогают. Ну или возле дома.
– Кака, посмотри немедленно, мне лучше голубые тени положить или коричневые? Мне Анечка такие хорошие коричневые привезла… Кака!
– Клавочка, по мне, так лучше и вовсе не краситься. У тебя своя красота яркая, природная. Чего там красить? А тени могут пригодиться твоей свекрови… – высунулась из своей комнаты Катерина Михайловна. – Ты куда-то собралась? Замечательно, совершенно нечего сидеть дома, весну надо встречать на улице. Иди, Клавочка, встречай. Да! И не забудь Петру Антоновичу молока из бочки купить. Он пьет только из бочки!
– Мама, а давайте его и правда к Агафье отправим? – не удержалась Клавдия.
Свекровь от возмущения затрясла подбородком и сильно хлопнула дверью – она с милым уже успела помириться и подобные предложения были чистым кощунством.
– Кака, ты готов? – кричала Клавдия Сидоровна, не отрываясь от зеркала.
– Уже ботинки зашнуровываю, сокровище мое, – отвечал Акакий, не поднимаясь с дивана.
Жора задерживался, и Клавдия решила, что они с Акакием не будут напрасно тратить время, а сегодня обойдутся своими силами, благо и погода позволяет.
– Кака, где твои зашнурованные ботинки? – появилась она в дверях. – Какая безответственность!
– И я говорю! – снова высунулась Катерина Михайловна. – Акаша! Вот тебе бидон, бери молоко только из бочки!
Клавдия только мстительно фыркнула. Пусть Акакий сегодня займется заботами матушки. Очень любопытно, где он будет искать бочку, их уже года два как перестали в город возить.
– Мама, а деньги? – допытывался сын.
– Надеюсь, на бидон молока для стариков у тебя найдутся капиталы, – поджала губы маменька. – Да! И не забудь парной свинины, у нас давно не было мяса к обеду! И масло кончилось. И…
Клавдия выскользнула за дверь, не дожидаясь, пока супруг соберется искать эти самые капиталы в ее кошельке, лежащем в кармане пальто.
В приемной роддома царило радостное возбуждение. Помещение заполонили совсем молодые бабушки, такие же молодые растерянные дедушки, ошарашенные отцы, которые будто сейчас узнали, что жена не пошутила, легкомысленные друзья-подружки. Многие были от радости чуть пьяные, многие чуть пьяные не от радости, и все кричали наперебой какие-то глупости, тыкали пакетами в лицо медсестры и требовали показать детей. Молоденькие, полинявшие от больничного режима мамаши были отгорожены от посетителей ажурной решеткой, вероятно, чтобы никто из гостей не вздумал прорваться в палату и рожать самовольно, без особого на то позволения. И каждый тут кричал во все горло, стараясь перекричать соседа, чтобы докричаться до своей единственной.
– Светочка! Света! А почему тебя за решетку? Выходить нельзя, простудишься? Да еще и не в приемные часы?
– Валя! Валька, мать твою! Принеси сына-то показать! Как не разрешают? Так он же наш! Ах, так у нас дочь?!
– Ленка! А мы сегодня к Юрке на день рождения намыливаемся, твоего брать? Я говорю – твоего Саньку брать?
– Женщина, скажите, пожалуйста, здесь на сохранении…
– Верка! А чего ты двойню-то принесла? Вот заставь дуру богу молиться…
– Женщина, я вас спрашиваю – Кошкина Елизавета Николаевна на сохранении…
– Валька! Я так подумал: ты ребенка-то поменяй! Ну на хрена нам девка?
– Женщина… – пыталась протиснуться Клавдия, но прорваться к окошку никакой возможности не было.
Крепкие спины новоиспеченных папаш плотной стеной замуровали все подходы.
– Где Кошкина лежит? – заорала Клавдия уже совсем без всякой надежды.
К ней повернулась милая женщина в белом берете, вероятно, тоже из молодых бабушек, и доброжелательно ответила:
– А вы вон туда пройдите, там списки висят, кто в какой палате.
Клавдия прошла, куда советовали. Кошкина Е.Н. лежала в сто седьмой, то есть на первом этаже. Однако это никак задачу не облегчило – прорваться сквозь решетки не было никакой возможности. Клавдия попрыгала мячиком, чтобы высмотреть знакомых сотрудников, но и прыжки не помогали. Совершенно подавленная сыщица вышла из здания. Вот идиотство! И кто только придумал, что самые счастливые часы молоденькие мамочки должны проводить за решеткой? А на улице-то какая благодать! Вон даже санитарочки выскочили с черного хода и примостились на лавочке с сигаретами. Клавдия подошла к маленькой служебной двери, и до ее ушей донесся разговор нерадивых санитарок.
