радугой.
– Это алмазы, что ль? – не поверил Гурков. А потом подумал и вспомнил: – Это как же… Брильянты, наверно…
– Так это что – он в самом деле клад нашел? – не выдержала Василиса.
Вячеслав Антонович кивнул.
– В самом деле. Уж сейчас никто не скажет, откуда они взялись у старичка, но бриллианты самого высшего качества. Мне сегодня в десять утра позвонили, приятель эксперт у меня, поэтому поторопился.
– Так с таким добром Гуркову и вовсе можно было не работать, – фыркнула Люся. – Зажил бы в свое удовольствие, нет, ему какие-то игры подавай!
Василиса стрельнула глазами в мужчину и зачастила:
– Люся, Люся, ну что значит – с таким добром! Это же надо было сдать государству!
– Ну он же все равно не сдал! Так хоть бы людей не трогал, жил бы себе спокойно…
Вячеслав Антонович почесал переносицу:
– Не мог он спокойно. Он же всю жизнь только и делал, что боялся. Милиция для него, равно как черти в аду, куда ж он пойдет? Деньги отдавать не хотелось, а открыто ими пользоваться он страшно трусил – а ну как спросят – откуда такое богатство? Тогда, он думал, его сразу же в тюрьму и там-то уж доберутся и до ушей! Мучился, страдал, даже к психологу бегал, выдумал, что известный золотопромышленник боится капитал потерять, а там ему и присоветовали – поменяй ценности, не бойся деньги потерять, хуже остаться одиноким. Потом найди родственников и делись! Ну или что-то в таком духе.
– Точно, это мы знаем, – кивнула Василиса. – Но ведь хорошее же дело ему посоветовали, пусть бы помогал людям. Чего крыша-то съехала?
– С крышей и правда беда приключилась, – потер лоб Вячеслав Антонович.
После этих «родственников» он совсем голову потерял. Первой он нашел «сестру». Такая скромная женщина была, с матерью-старушкой жила, вечные перебои с деньгами. Когда Гурков стал посылать ей деньги и подписываться братом, она, недолго думая, потребовала больших денег, сдала мать в хороший пансионат и ушла в монастырь, решила, что это ей братство помогает. И тогда Гурков взбесился – деньги ушли бесследно, никакой «родни» снова не оказалось, и главное – никто даже спасибо ему не сказал!! А он из-за нее так рисковал – продавал эти камни! И ведь надо же, монашка нашлась! Чего ж тогда от денег не отказывалась, а просила все больше?! Хотела, чтобы он нищим сдох?!! Вся злоба, которая копилась в Гуркове годами – на злых одноклассников, на жестокого, жадного деда, на всех, кто смотрел телевизоры, гулял и читал книги, на тех, кто никого никогда не боялся, а жил светло и просто, – все это вылилось на несчастную женщину. Он ее выследил. Выследил и убил – со звериной жестокостью, – сколько там было ножевых ранений, он не считал. Он просто бил ножом уже неподвижную женщину и успокоился только тогда, когда ее тело стало напоминать картинку из фильма ужасов. И в тот самый первый раз он вдруг почувствовал себя сильным и могучим, он был счастлив и… он даже не мог слов найти для своего нового чувства. Будто весь его многолетний страх переселился в глаза «сестры», а сам Гурков стал свободным! И ведь это самое счастье ему подарила «сестра», когда взглянула на него испуганно, с ужасом в глазах! Впервые на него так смотрели, впервые в нем видели сильного мужчину, он почувствовал себя властелином чужих жизней! Только на следующий день Гурков понял, что совершил. Еще больший ужас нахлынул на него, как волна цунами. Он чуть в петлю не бросился – разве так можно жить?! Его же непременно отыщут! И тогда одно – тюрьма! Но даже не это его пугало. Он боялся той своей радости, которую испытал, когда убивал, – так не должно было быть, он мог испытывать жалость, сострадание, а если их не было, значит, что он сошел с ума? Он стал… черт, кем же он стал? Оборотнем? А они есть в природе?.. Он кинулся снова к психологу. Но Малевский Алексей Дмитриевич был в отъезде, а вместо него Гуркова встретил его сын – Александр Алексеевич, который только начинал шагать по стопам отца. И хоть у сына совершенно не было ни отцовского опыта, ни даже серьезных знаний, паренек был не прочь заполучить собственного, состоятельного клиента. И когда Гурков выложил ему несуществующую проблему – дескать, одинок, боюсь потерять деньги, ваш отец советовал найти «родню», но это не помогло, Александр объяснил ему просто:
– В вас живет страх потери денег. Вам просто нужны более сильные ощущения, чтобы они пересилили этот страх.
– А разве его можно пересилить? – не поверил Гурков.
– Смотря какие будут ощущения… – многозначительно протянул молодой человек. – Вот мой отец сейчас работает над темой страхов, у него есть кое-какие выводы, но…
– Какое, к черту, «но»! Если это помогает, так дайте мне эти выводы!! – вскипел Гурков. Тогда он еще искренне хотел все исправить.
Молодой Малевский криво усмехнулся:
– Что значит – дайте! Вы знаете, сколько может стоить эта разработка?! Вы представляете, что требуете сейчас панацею от всех бед?! Дайте!!
– Я куплю! За любые деньги!!
Они сошлись на очень большой сумме. И при следующей встрече сын известного психолога принес кое- какие листки. Едва в его портфель перекочевала толстая денежная пачка, как он самолично принялся читать какие-то мудреные фразы.
– Ни фига не понятно… – помотал головой Гурков. – Дуришь, что ли?
– О чем вы? Непонятно изъясняюсь? Так это ж научная работа, что вы хотели?!! – вытаращился на клиента Александр Малевский. – Вы заплатили, я доношу всю суть… Так, на чем я остановился?
И шустрый любитель денег вновь стал бойко перечитывать страницы. Тогда отчаявшийся Гурков решился:
– Я это… чувствую себя… зверем. Это со мной, значит, что такое?
– Зверем? – удивился Александр. И легко развел руками. – А что в этом такого? Батенька, мы же все произошли от зверей! Ну вы же анатомию изучали? До сих пор рождаются дети с хвостом, с четырьмя сосками, у всех нас еще имеются атавизмы – остаток третьего века, например, так это физические
