разрушать, а нужно работать и ждать. Оно придет, Вася, оно придет. Я теперь чувствую это, я — знаю.
Послушник. Что придет?
Липа. Жизнь, Вася, настоящая придет. Господи, мне все плакать хочется, Вася, — от радости, не бойтесь!
Сперанский. Здравствуйте, Олимпиада Егоровна. Здравствуйте, Вася. Какое чрезвычайное событие, если только верить слухам.
Липа. Верьте, Григорий Петрович, верьте.
Сперанский. Вы рассуждаете по простоте, Олимпиада Егоровна. А если подумать, что все это и мы сами, весьма возможно, не существуем…
Тюха. Молчи!
Сперанский. Отчего же? Для меня, Олимпиада Егоровна, чуда не существует. Если сейчас, скажем, сразу все повиснет в воздухе, так и это не будет чудо.
Липа. А что же? Какой вы чудак!
Сперанский. Просто перемена, Олимпиада Егоровна. Было одно, а стало другое, больше ничего. Если хотите, для меня уже то чудо, что оно так стоит. Все радуются, а я сижу и думаю: вот моргнет время глазами, будет перемена: эти все уже умерли, а на их место какие-то новые. И тоже, вероятно, радуются.
Тюха. Савка где?
Липа. На что он тебе?
Сперанский. Они все время Савву Егоровича ищут. Везде обошли: нету.
Послушник. Он сейчас здесь был.
Тюха. Куда пошел?
Послушник. В монастырь, кажется.
Тюха
Сперанский. До приятного свидания, Олимпиада Егоровна. Как они там кричат! А будет время, все замолчат.
Послушник
Липа. Не знаю.
Послушник. Я не люблю этого семинариста, всегда он около покойников… и чего ему надо? Такой противный. Как ни похороны, так он уж тут как тут. Он носом мертвечину чует.
Липа. Он несчастный.
Послушник. Какой он несчастный! Его собаки на селе боятся. Не верите? Ей-Богу. Полает-полает, да и в подворотню.
Липа. Это все пустяки, Вася. Вот послушайте: сегодня петь будут: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ». Понимаете: «смертию смерть поправ»?..
Послушник. Понимаю, понимаю, но только зачем он говорит: все замолчат. И все это так… Не люблю я этого, не люблю. Вот бабу эту задавили, может быть, еще кого-нибудь.
Липа. Что вы говорите, Вася!
Послушник. Савва Егорович… Не надо было этого, не надо! Говорил — в лес пойдем, а он… Прежде я его любил, знаете, а теперь… я его боюсь. Зачем это он? Ну зачем? Господи, какие они все… Вот еще калек везут. Вот тоже калеки… зачем они?
Липа. Да что с вами, Вася? Что вы мечетесь?
Послушник. Так было все хорошо, Господи! Да идите же вы домой, Олимпиада Егоровна. Посмотрели, ну и довольно, чего вам тут сидеть? Идите-ка, и я пойду… Ох, батюшки, опять Савва Егорович идет!
Липа. Где?
Послушник. Вон он… Эх!
Савва
Послушник. Нет, Савва Егорович.
Савва. У вас нет папироски, Вася?
Послушник. Да нет же, я не курю.
Липа
Савва. Не спал, вот и черное.
Липа. Чего ты ждешь?
Савва. Объяснения.
Липа. Ты не веришь в чудо?
Савва
Послушник. Да верю же, Савва Егорович.
Савва. Ну, погодите. Что они там делают! Троих уже задавили.
Послушник. Троих?
Савва. И еще задавят. И все галдят: чудо, чудо! Дождались!
Липа. И это ты, Савва, дал им чудо. Тебя нужно благодарить.
Савва
Послушник. Очень рады, Савва Егорович, плачут.
Савва
Послушник. Да не знаю же; от радости, должно быть. Отец Кирилл хрюкает как поросенок: уи-уи-уи! Как пьяные все.
Савва
Послушник. Да нет же, Савва Егорович. От чуда это они: рады. Отец Кирилл хрюкает: уи-уи. Говорит, что пить теперь бросит, в скит пойдет, если жив останется.
Савва
Послушник. Больше ничего.
Савва. Что они говорят?
Послушник. Каются, говорят, что больше грешить не будут, обнимаются. Как пьяные все…
Савва
Липа
Савва. Что?
Липа
Послушник. Да, уходите, Савва Егорович… пожалуйста, голубчик. Они ведь… они вас убить могут.
Савва
Савва
Послушник