Будет именинника разыгрывать. Поиграл — и будет! А то я из тебя именины-то эти повытрясу, слышишь!
Послушник. Савва Егорыч, голубчик, не надо!
Кондратий
Савва
Кондратий. Зачем же идти? Я и тут все рассказать могу, — у меня секретов нет. Это у вас секреты, а я весь тут.
Савва. Ты врать тут будешь.
Кондратий
Савва
Кондратий. В такой день и врать я буду! Олимпиада Егоровна, хоть вы! Боже мой, Боже мой! Ведь нынче Христос воскрес, понимаете вы это?
Липа
Кондратий
Савва
Кондратий
Савва. Говори толком!
Кондратий. Я Олимпиаде Егоровне расскажу, не вам. Знали вы меня, Олимпиада Егоровна, за пьяницу, за беспутного человека, — теперь послушайте. И вы
Липа. Я вижу, отец Кондратий. Простите вы меня.
Кондратий. Бог простит, а я что!.. Так вот, Олимпиада Егоровна, ослушался я вашего совета и пошел к отцу игумену с этой самой адской машинкой. Воистину — адская! И рассказал я ему все как на духу, чистосердечно.
Сперанский
Послушник
Кондратий. Да-с. Отец игумен даже пополовели. «Ах, ты, говорят, да ты знаешь, с кем ты дело-то имел?» — «Знаю», говорю, а сам трясусь. Ну, собрали они братию, посоветовались келейно и говорят мне: вот что, говорят, Кондратий, — избрал тебя Господь орудием Своей святой воли. Да.
Липа. Ну-ну!
Кондратий. Да-с. Ступай ты, говорят, и положи машинку, как приказано, и заведи ее… Как следует! Пусть дьявольский-то помысел так весь и совершится, полностью. А мы с братией, говорят, пойдем да с тихим пением икону-то и вынесем. И вынесем. Вот дьявол в дураках и останется.
Савва. Ага!
Липа
Кондратий. Погодите, Олимпиада Егоровна. А как, говорят, дьявольский помысел совершится, — мы ее, честную, назад поставим. Да-с. Ну и что тут делалось, как мы ее выносили, уже этого я рассказать вам не могу. Рыдает братия, петь никто не может. Горят это свечечки… мало-мало. А уж как вынесли мы ее в притвор, да как подумали, да как вспомнили… кто на ее святом месте… Лежим ниц округ иконы да горько-прегорько рыдаем — от жалости, от сокрушения: родной ты наш, сокровище ты наше, смилосердуйся над нами, вернись ты на свое место!
Кондратий. А как трабабахнуло, как пошел по всей обители дым серный, дышать невозможно.
Савва. Ты слышишь, Липа?.. Да что с вами? Чего вы плачете все?
Послушник. Да жалко же очень, Савва Егорыч.
Савва. Да ведь вас же обманули! Или вы лжете все — слезами лжете?
Липа
Кондратий. В вас Бога нет, оттого вы и не понимаете. У вас мысли одни, да гордость, да злость, оттого вы и не понимаете. Эх, Савва Егорыч, Савва Егорыч, хотели вы и меня погубить, а я вам скажу по-христиански: лучше бы на свет не рождались!
Савва. Да что ты говоришь! Что я, ослеп, что ли!
Кондратий
Послушник. Савва Егорыч, не надо кричать, не надо! Вон народ… они уж оглядываться начали.
Савва
Кондратий
Савва
Кондратий
Липа
Савва
Кондратий
Савва
Кондратий
Савва
Сперанский
Савва. Не знаешь?
Сперанский. Кто же знает?