поверили. Красная от стыда, Кукуева вылетела на своей остановке из автобуса, будто пробка из бутылки. И все же даже эта неприятная поездка не погасила ее настроения – Серафима теперь знала, с какого бока подходить к Милочке.
Адрес Вера нарисовала добросовестно, единственное, что она упустила, – номер квартиры, да и то потому, что не знала. Это Серафиме предстояло выяснить самой.
Возле нужного подъезда вовсю разворачивался детский роман. Маленький мальчишка в синей измызганной курточке кричал на весь двор аккуратной девочке лет восьми:
– Лариска-сосиска, сарделька из свиньи! Лариска-тушенка, попробуй догони!
Девочка – та самая, по всей видимости, Лариска – превосходила кавалера весом раза в четыре и коварно вершила расправу. Она легко догоняла мальчонку, хватала его за шкирку и тыкала носом прямо в морозную слякоть. Пацан увертывался, пинался, выскакивал из рук, потом отбегал и снова вопил во все легкие:
– Лариска-сосиска!
Серафима поймала девочку уже в полете – та снова неслась за ухажером.
– Стой! Тебя, кажется, Ларисой зовут?
– Ага! Щас прямо! Вон этого идиота слушаете, что ли? Меня Снежаной звать, этот кретин просто не может рифмы подобрать к моему имени.
– Извини. Снежана, а в какой квартире у вас Мила живет? – спросила Серафима.
– А ни в какой. Нет у нас никаких Мил. А как у нее фамилия?
Серафима замялась. И в самом деле – как фамилия?
– Я не помню, сто лет уже не виделись. А ты точно знаешь, что Мила тут не живет?
– Я чо, врать старшим буду? – обиделась девчонка. – А сколько ей лет?
– Ну… молодая еще… лет двадцать пять.
Девчонка лихо присвистнула:
– Сказали тоже – молодая! Плесень! Молодая – это лет пятнадцать.
– Лет пятнадцать – это дитё еще, деточка, – фыркнула Серафима и пошла на мировую. – Ну хорошо, а из плесени у вас здесь кто проживает?
Ей вдруг в голову пришла весьма своевременная мысль – «Милочка» может быть даже и не именем, а так – ласкательное прозвище, типа Зайки.
– Вам рухлядь тоже говорить? – вежливо поинтересовалась девочка.
– А рухлядь это кто? – испугалась Кукуева.
Девчонка уныло вздохнула и лениво объяснила:
– Рухлядь – это те, кому за тридцатник перевалило.
– А кому за сорок?
– Динозавры.
– А старше?
– А таких уже никто и не зовет.
– Вот что, умница, хотелось бы мне с твоей рухлядью поговорить, да очень жалко – времени нет. Ты…
Девчонка похлопала глазами, потом не утерпела:
– А с какой… рухлядью?
– С мамой твоей. Ей же наверняка больше тридцати?
Девочка раскрыла рот, потом ошарашенно пощелкала зубками и сообразила:
– Простите… только вы мою маму так больше не зовите. Она у меня знаете какая? Она у меня первая красавица, вот!
Серафима быстро согласилась, ей и самой такие клички не нравились. А девчонка теперь без устали перечисляла всех, кто проживает в их подъезде:
– У нас, значит, на первом этаже Семеновы живут, это дино… старички совсем, а еще два дядьки. Потом…
После того как умненькая Снежана назвала всех, кто проживает в подъезде, Серафиму заинтересовали две квартиры: на третьем этаже – Калининых, у которых имелась дочь Ирина подходящего возраста, и квартира на пятом этаже – там снимали комнату две студентки.
Сначала Серафима направилась к Калининым.
Дверь открыла серьезная женщина в фартуке поверх брючного костюма.
– Здравствуйте, – сухо поприветствовала ее Кукуева. – Могу я видеть вашу дочь?
– А как вас представить? – не торопилась приглашать дочь хозяйка квартиры.
– Скажите, что из женской консультации пришли, – лихо соврала Серафима и выжидательно уставилась на женщину.
