Кукуева, кому ты намылилась звонить, боль моя?
– Так это… в милицию. Чего ж там Вера одна лежит – к-х-х! – задавленная, надо как-то… оформить это дело…
Шишов идиотски сложил ручки под кадыком и жалобно спросил:
– А ты точно знаешь, что ее задавили? А может, застрелили? Или еще лучше – утопили. В чашке молока, например. А может, Вера и вовсе оказалась умной бабой – не захотела видеть твою персону, и все? Замечательно получится – приезжает милиция, а покойница их встречает хлебом-солью. Дурдом! Ну, чего расселась? Собирайся, едем!
Серафима мотнула головой и унеслась одеваться.
Через пять минут они уже неслись на старенькой шишовской «Волге» к дому затаившейся Веры.
Времени было чуть больше десяти, однако возле того дома жизнь уснула. Только некоторые окошки светились теплыми огоньками. Однако окно на третьем этаже, где проживала нужная особа, хмурилось черными квадратами.
– Ну, и чего? И ничего… – сам с собой разговаривал Шишов, высоко задирая голову и оценивая обстановку. – Запросто можно по балкончикам – с козырька на второй этаж по решетке, а дальше уже и у Веры.
– Давай я сначала к ней постучусь, – предложила Серафима на всякий случай.
– Стучись. Да только кто тебе откроет? Мертвая она, отсюда видно, – прищелкнул языком Шишов и поплевал на руки.
В следующую минуту он высоко подпрыгнул и уцепился за козырек.
– Вот только-только стала забывать, на кого он похож… – с сожалением скривилась Серафима.
– Симка, встань ближе! – прохрипел Семен, дрыгая в воздухе ногами. – Не дотягиваюсь я, чай не мальчик! Дай хоть на голову тебе наступлю, что ли…
Серафима покорно подошла. Шишов быстро заегозил грязными ногами по ее спине, взобрался на плечи и оттуда уже, с ловкостью гимнаста, вскочил на козырек и победно развел руки. Только что раскланиваться не начал.
– Чего остолбенел-то? Лезь дальше! – рыкнула на него Серафима, и Семен начал раскачивать руками.
По всей видимости, он хотел прыгнуть и в полете уцепиться за прутья решетки. Чтобы мужественно и красиво было. Однако Серафима грозно зашипела:
– Не вздумай прыгать, ты ж не летучая мышь. С козырька только ногу протяни – и ступай. А, у тебя же и ноги короткие, вот черт… Слезай назад, сама полезу.
Шишов с козырька послал ей такой гневный взгляд, что, если бы она его увидела, сама бы перешла на другой автобус. Он шагнул. Ноги действительно были коротковаты, поэтому ботинок провалился в воздух, Шишов взмахнул руками, уцепился за что-то и повис. Серафима хотела было снова подставить под его ботинок свое плечо друга, но ее одернул резкий окрик:
– Эй, паскудники! Вы чего ж тут делаете, а?
Возле Кукуевой стояла пышная старушка с поводком в руках. На поводке болталась крошечная лохматая собачонка и озверело рвалась к Семенову сапогу.
– Я кого спрашиваю – какого хрена этот фитиль здесь повесился? – повысила голос бабуся, лично дергая за ботинки Шишова.
Семен, чуя, что пролезть незамеченным не удалось, замер. Видимо, в нем теплилась надежда, что в темноте его примут за постиранное белье. Однако бабуся только сильнее уцепилась за обувь.
– Я вас умоляю! Давайте его оставим, пусть болтается, а я вам сейчас все расскажу, – по-дружески ухватила под локоток старушку Серафима и потащила от Шишова. – Это совершенно романтическая история! Вы понимаете… Конечно, вы понимаете, вы же не какой-нибудь старый сухарь! Этот молодой человек влюбился без памяти в вашу соседку. А она ему не открывает, стесняется, вот ему и приходится…
– Это ж в кого его так угораздило? В Машку, что ли? – мгновенно переключилась бабушка. – Дак она не стесняется! Чего ей стесняться, кода к ей весь двор вот так, по балконам, шастат?
Серафима поникла головой:
– Нет, не к Машке он…
– А! К Ерофе-е-е-евой! Дак не, она тожа не стесняется, у нее просто мужик сегодня на больничном, в ночную не вышел, вот она и не открывает. Слышь, надоть мужука-то предупердить, чего здря барахтаться- то, все одно Жорка его обратно выкинет, я те точно говорю. Не поглядит, что любов у его…
Бабушка настолько прониклась сочувствием, что не стала ждать Серафиму, резво подскочила к Шишову сама и с силой дернула за ногу. Тот уже почти вскарабкался на балкон и теперь обрушился на пожилую женщину всем весом.
– Ну, блин, эти бабы… – вращал он ужасно глазами, однако выразиться откровеннее при даме постеснялся. – Ведь уже почти на месте был!
– Не шипи, сынок, не стоит эта холера твоих ползаньев, – крепко прижала бабушка к своей могучей груди головенку Шишова. – На кой ляд тебе эта Ерофеева? У меня вот…
Шишов почти задыхался. Мало того – крохотная собачонка в приливе жгучей ревности вцепилась в его штаны, грозно рычала и рвала брючину в серпантин.
– Вы, того… отпустите его, ему же дышать нечем! – кинулась на спасение напарника Серафима. – Вы нас неправильно поняли… Да отпустите руку, что ж вас заклинило-то… Мы не к Ерофеевой вовсе! К Вере мы, на третий этаж!
