А Дарен, войдя и раздевшись, завалился спать, прочитав на последок короткую молитву Эльге: пусть завтрашний путь будет легким, а дороги шелковыми нитками ложатся на пальцы богини.
В темноте слегка засветился Анродов камень, но Дар этого уже не видел, погрузившись в царство снов.
Снилось ему, кстати говоря, одуванчиковое поле. Желтое-желтое, как осеннее солнце, и приторно- сладкое, как яблочное повидло.
С утра зарядил мелкий дождик, и Дарен в — дцатый раз пожалел, что был без плаща. Хоржа промокла еще во время первой вылазки к колодцу, и Дар малодушно капитулировал обратно под крышу, чтобы попытаться выпросить у Сагина какой-нибудь плащ. Это ему, к слову, удалось, и всего за стрибрянник. Уже влажные волосы он заплел в тугую 'военную' косу, бережно смазав самый ее кончик смолой, чтоб не разлетелась, и, надев плащ, спустился вниз.
— Уже уезжаешь?
Дарен кинул взгляд в окно. Мнимое солнце, не видимое за толщей туч, уже поднялось над горизонтом, надо было выходить.
— Пора.
— Ну, бывай. — Сагин подал ему мешок с провизией. — Заезжай.
— Не буду ничего обещать, Саг.
— Имей в виду, я буду ждать, — усмехнулся тот и добавил: — тем более, мелкие мои от тебя в восторге. Ты будешь хорошим отцом.
— Покарай меня Эльга! Сагин!
— А что?
— Куда мне детей? У меня даже дома нет своего.
— Это не отговорка. — Сагин обвел взглядом свою гостильню. — И все же, подумай об этом.
Дарен фыркнул.
— Лет через десять. — И, видя, что у друга в запасе остались еще какие-то аргументы, поспешил сказать: — все, Сагин, разговор окончен. Мне пора.
— До встречи, Дар.
— До встречи.
И, накинув капюшон, он вышел под мелкий дождь.
Забрал Брония, всунул мальчишке медек, и, ведя коня под уздцы, направился к оговоренному месту встречи. Весь караван — четыре крытые телеги, несколько лошадей, родня Родзата и сам купец — уже были готовы к отправке. Сам Родзат, завидев Дарена, оторвался от беседы с одним из охранников, и подошел к войнику.
— Доброе утро, Дарен.
— И вам доброе.
— Видишь второй караван? В нем будут моя жена и дочь. По обе стороны поедет мой сын — Шерен и ты. На капризы их бабские внимания особого не обращай, но имей в виду, если хоть один волосок…
— Я понял.
— Вот и хорошо.
Броний радостно фыркал и тихо похрюкивал от предвкушения поездки, пытался облизать каждого, кто к нему подойдет, да и вообще — вел себя неприлично.
— Разбойник. Ты чего тут вытворяешь?
Конь пнул копытом маленький камешек.
— Прекрати дурачиться.
Бронька скосил на хозяина карим глазом и отвернулся.
— Наглая лошадка.
Ответом ему было ожесточенное фырканье.
Вскоре караван тронулся. Дарен неспешно двигался около крытой брезентом повозки и старался подмечать любые мелочи. Погода меняться не собиралась: противная морось чередовалась с пронизывающим ветром, от которого у Дара то и дело слетал капюшон. Он ругался сквозь зубы, но загнать ветер обратно в его логово ему было не под силу.
Первый привал решили делать в лесу, где лапы елей могли хоть немного ослабить напор ветра с дождем. Отсыревшее дерево никак не желало загораться, а после, едва занимаясь огнем, почти сразу же гасло, испуская тонкую струйку дыма, которую тут же размазывал по воздуху ветер. Когда все-таки был зажжен хилый костерок, все успели проголодаться и разозлиться, поэтому сваренная женой Родзата каша, пошла на ура, даже будучи немного недосоленной. Дарен чуть отодвинулся от костра, пропуская Шерена ближе: парень по дороге схватил простуду и теперь оглушительно чихал и шмыгал носом.
Дар посмотрел на его красный нос и белые руки, протянутые к костру, и в сильном сомнении, что сам сейчас выглядит иначе, пошел дальше в лес за зеройкой, отвар которой хорошо бодрил и мог хотя бы на некоторое время поставить Шерена на ноги. Молодая трава обнаружилась неподалеку, под еще полностью не озеленившейся березкой. Дарен нарвал тонких ломких стебельков, и направился обратно, стараясь не думать о том, что в сапогах уже оборот как хлюпало.
— На вот, завари себе.
— Это что? — подозрительно шмыгнул носом парень
— Зеройка.
— Где ты ее нашел? — изумился Шерен, но взял. — Она же лишь в начале Травня расцветает!
И, правда, где? Дарен провел рукой по мокрым волосам. Сын купца был прав: найти эту травку в середине Здравня — все равно, что зимой в сугробе подснежник откопать. Но травка была — молодая, правда, но была.
— Эй, как там тебя? Дарен! — войник оглянулся: к нему навстречу бежал Захар. — Там, кажись, медведь-шатун, подсоби, а? Выручку за шкуру поровну поделим.
Дар поморщился.
— Ты уверен, что стоит?
— Так он на наш лагерь идет, — расхохотался парень. — Либо мы его, либо он здесь всех нас.
— Ладно, идем…
Картина была жалкой. Дарен проверил самострел на руке, но, посмотрев на мишку, опустил руку. На ветке, прижавшись к стволу, сидел маленький тощий медвежонок. Черные глаза бешено сверкали в отсветах факелов, все четыре лапы скользили по скользкому от мороси дереву, а из глотки его рвались не то всхлипы, не то рыки.
— Ты чего? — удивился кто-то в тени.
— Это не медведь.
— А кто же это? — удивился Захар. — Саблезубая белочка?
— Я в детей не стреляю. Нужна шкура — добывайте сами.
И, развернувшись, пошел обратно к костру. Захар пожал плечами, кинул взгляд в спину Дарена и под гогот товарищей показал ему в спину оттопыренный большой палец. Если бы войник это видел, то скорее всего, молодой петух поплатился бы большим количеством синяков за оскорбление. Но у Дара на спине пока не росли глаза.
— Знаешь, Захар, я тут подумал… На кой нам такая маленькая шкура?
— Коврик себе сделаешь, — съязвил тот.
— Да ну, мороки больше.
— Тем более, говорят, в лесу в этом леший проказничает, а то как пойдет мстить.
— Бабушкины сказки до сих пор слушаешь на ночь?
— Тьфу на тебя. Мне медведь не нужен. Хочешь — стреляй. А я пойду.
— Да и мне тоже. Не бабе же из нее шубу делать!
Захар фыркнул, но, оставшись в одиночестве, вдруг тут же как-то странно почувствовал себя неуютно. И ему совсем не хотелось поворачиваться к загнанному детенышу спиной.
'А, пусть его! — ожесточенно подумал он. — Другого найду…'
