— Нет.
— Ну вот и славно. Идем.
'Тьфу ты, пропасть! — ругнулся мальчишка. — И какого лешего я его слушаю?'
А Дарен шел впереди, обдумываю предстоящую надбавку к гонорару. Правда, он не особо надеялся, что та будет особо большой, скорее, совсем даже наоборот, но лишней уж точно не будет — это войник мог сказать, положа руку на сердце.
Впрочем, потери в их рядах все равно были. Шерен, видимо, из-за болезни, пропустил удар в бок, и сейчас над ним кудахтали мать и сестра, пытаясь что-то сделать с кровотечением. Родзат мрачно стоял подле них и давал отрывистые указания, прерывая на корню начинавшуюся то у одной, то у другой истерику. Дар подошел ближе: рана была не слишком серьезная, но, учитывая болезнь мальчишки… Всякое может случиться.
— До Шатры еще дня два пути, — заметил войник, подходя ближе к купцу. — Может, стоит кого отправить чуть раньше, чтобы довезти Вашего сына к лекарю?
Родзат пожевал губы, уставившись невидящим взглядом светло-серых глаз на Дарена. Судя по всему, его эта мысль его уже посещала.
— Дорога небезопасна.
— Даже в сортире может подстерегать опасность, — Дарен пожал плечами и, сорвав с елки ярко- зеленую почку с молодой хвоей, отправил ее в рот. — Волков бояться…
Мужчина проводил его жест задумчивым взглядом, после чего, положив руку на плечо Дару, вполголоса сказал:
— Доплачу еще пять злотов.
— К тридцати? — мигом заинтересовался войник, проглотив еловую почку и прибавив к назначенной сумме семь злотов.
— Это почему? — возмутился купец, убрав руку с плеча.
— По разбойникам.
— Э, нет, брат, так не пойдет. Либо двадцать семь, либо поворачивай копыта обратно.
Дарен прикинул, почесав огрубевшими кончиками пальцев висок, и решил, что двадцать семь злотов — очень даже неплохая сумма, даже очень хорошая: в самой лучшей гостильне можно кататься как сыр в масле около трех вятков. Но решил еще немного поторгаваться, для очистки совести.
— Тридцать.
Родзат смерил его недовольным взглядом, но тут очень кстати раздался приглушенный стон со стороны Шерена, и купец сдался, рявкнув:
— Ладно! Тридцать и ни медькой больше!
— Договорились! — Дарен показал в улыбке белые зубы.
Родзат сплюнул и отошел к Захару, видимо, оповещая его о своей затее, потому как парень ну очень уж недовольно зыркал в сторону войника, что-то вполголоса отвечая отцу.
— Тридцать злотов-тридцать злотов, — мурлыкал себе под нос донельзя довольный Дарен, — меч, легкая кольчуга и плащ. Да, точно, плащ. Мехом подбитый.
Над его головой низко-низко пронеслась птица, крылом задев волосы Дарена. Вспыхнули желтые глаза, раздалась тревожная трель — и снова лес затих, попрятав своих пестрых обитателей в кустах, кронах деревьев и подземных норах.
Мерцернарий пошел готовить своего коника к длинной дороге. Вычистил, напевая под нос какой-то похабный гон на Литогана Жестокого, проверил подпруги, затянул потуже ремни, чтобы исключить возможность сползания седла, и, не удержавшись, все-таки дернул Брония за черный, болтающийся из стороны в сторону, хвост. Броня сделал грозный предупредительный шаг правой задней ногой: 'Отойди, двуногий, ударю, как пить дать, ударю!'. Но посмеивающийся Дарен уже отошел на безопасное расстояние.
— Двоих-то увезет? — осведомился из-за его спины Родзат.
Путник лениво покосился на Броню и кивнул:
— Этот — увезет.
— Двоих взрослых мужиков? — усомнился купец.
— Угу. Скажи своим, чтобы несли твоего сына.
Родзат пригрозил пальцем:
— Не довезешь — убью. Гадом буду.
Но Дарен точно знал, что успеет. А как же иначе, если на твоих ладонях постепенно стираются все судьбоносные линии, а грудь покалывает величайшее творение чаровников?
Он сам помог забраться парню в седло и серьезно спросил:
— Тебя привязать?
Шерен отрицательно помотал головой.
— Как хочешь. Держись крепче. — Он взлетел на коня следом и натянул поводья, — давай, Броня, не ленись.
И конь понесся вперед по дороге, еще различимой в лучах заходящего солнца лучах.
Ветер пел над их головами, бросая ледяные брызги в лицо обоим путникам, солнце заботливо освещало путь янтарной дорожкой, загородили их от чужих глаз темные щиты-деревья, окружив ветвистыми тенями лихие пути. То ли Эльга смилостивилась, то ли сам Оар глянул с небес — не поймешь.
'А здесь и понимать ничего не надо, — раздался в голове Дарена смеющийся голос. — Боги помнят о детях своих, малыш'.
И вершник ничуть не обиделся. Напротив, улыбнулся и ответил:
'Будь со мной, Эльга'.
'Я с тобой' — отозвалась шуршанием веток богиня.
А, быть может, ему только и показалось, что с ним говорит Она. В конце концов, есть ли богам дело до смертных?..
Солнце, налившись теплым яблочным светом, плавно опускалось вниз, следуя по небесному океану одинокой горящей лодкой. Высокие перистые облака окрасились розовым, и быстрый ветер разогнал их по небосводу, будто нашкодивших котят. Стрекотали в траве цикады, воздух пропитался жаждой ночи.
Надо было устраиваться на ночлег. Дарен тронул Шерена за плечо:
— Ты как? Держишься?
— А куда я денусь? — слабо огрызнулся раненый, морщась.
— Ладно, герой, — Дар углядел полянку недалеко от дороги и остановил Броню, — давай слезать.
Сам сиганул на землю первым, и лишь потом подставил плечо сыну Родзата. Тот сцепил зубы, но потом все-таки украдкой схватился за бок.
— Болит?
— Потерплю.
Дар нахмурился.
— Мы не на войне. Нет ничего героического в том, чтобы умереть от руки ублюдка.
Шерен с помощью войника сел и тускло улыбнулся:
— Жжет.
— Давай посмотрю.
То ли промыли рану плохо, то ли она оказалась серьезнее, чем предполагал сам Дарен, но вокруг места удара все опухло и приобрело жутковатый сизый оттенок. Воспаление? В сумерках уже и не разглядеть толком.
Шерен упрямо не глядел вниз. Может быть, даже правильно делал.
— Что там?
— Фыф вуфыф, — отозвался Дар, зубами надрывая полоску ткани, сплюнул и уже отчетливо повторил: — жить будешь. Завтра к вечеру в городе будем.
Костер решили не разводить, поужинали сухарями и завалились спать. Точнее, завалился один лишь Шерен, а Дар, сложив ноги по-восточному, потягивал горькую здраву и задумчиво смотрел на желтый круг
