– Аллочка! Ну как же ты не понимаешь… Не Геннадий Архипович нам звонил, это кто-то… ну не знаю, решил нас разыграть, что ли…
– Ни фига себе розыгрыши! – возмутилась Аллочка. – Да за такие шутки!..
– Ну, может быть, не розыгрыши, может, хотели предупредить.
– Понятно! Хотели предупредить, чтобы ты на Матвея рот не раскрывала, да? Но тогда почему ты? – вдруг здраво рассудила Аллочка. – Тогда бы мне позвонили! Ты-то и вовсе на него никаких видов не имеешь!
«Зато он на меня имеет», – чуть не сказала Гутя, но промолчала. Ну не могла она сказать Аллочке, что ее кавалер предпочел Гутю сестре. И потом, это были только предположения.
Дома разговору было только о случившемся. Сейчас здесь, в уютной маленькой кухне, когда из микроволновки доносились запахи горячих бутербродов, потому что Гутя ничего не успела приготовить к приходу работающей молодежи, рассуждать о чьей-то злой выходке было совсем не жутко.
– Ну и товарищи у нас в клубе, – с осуждением мотала головой Аллочка. – Вон как за мужиков атакуют. Вот я бы такое никогда! Просто никогда не сделала бы. Я бы просто недодумалась!
– Да ну, – отмахнулся Фома, нацеливаясь на четвертый бутерброд. – А по-моему, так вовсе и слабенькая фантазия. Между прочим, во всяких фильмах, где надо зрителя напугать, частенько такие приемы пускают. Темень, свечечки кругом, и главный герой…
– …через эти свечечки прыгает, да? – подсказала Аллочка. – Я тоже видела, на Ивана Купалу такое показывают.
– Да не прыгает! А убивают его! – перебил ее Фома.
Гутя, которая только-только затолкала в рот кусок, теперь не могла его проглотить, он так и встал у нее поперек горла.
– Ну Фома! Надо думать, что говоришь! – зыркнула на мужа Варька и долбанула матушку по спине.
– Там не только свечки придумали, там еще в трубку таким голосом говорили… – наконец прокашлялась Гутя. – Каким-то неживым.
– А с голосом и вовсе просто, – снова отмахнулся Фома.
– У тебя все просто! – вскинулась Аллочка. – Тебе чего – стой себе возле стола, вырезай людям ненужные кишки, а тут!
Фома поднялся, ушел в свою комнату и вскоре позвал женщин. Те, конечно, пришли, хотя еще не понимали – зачем.
– Вот, смотрите, – сидел возле компьютера единственный мужчина в этом доме. – Сейчас я вам включу программу… Та-а-ак…
На мониторе появилась забавная утка. Утка бегала из одного конца экрана в другой, и пока ничего удивительного в этом не было.
– А теперь мы пишем здесь… Напишем: «Варвара – нерадивая жена», – предложил Фома.
– Чего это я вдруг нерадивая? – оскорбилась Варька, но на нее зашикали, и она примолкла до «лучших» времен.
Утка задрала голову к написанному и четко произнесла:
– Варвара – нерадивая жена.
– Ух ты! – радостно воскликнула Гутя. – Смотри-ка, какой умный селезень! Только в телефоне голос немножко другой был.
– Да здесь можно какие угодно голоса подобрать, – объяснил Фома. – И написать можно что угодно, а он прочитает.
– А вы знаете… – вспомнила вдруг Гутя. – А вы знаете, что мне еще показалось… Будто по телефону и не со мной говорили. Ну как бы это объяснить… Я, помнится, что-то спросила, а мне так никто и не ответил. То есть было такое ощущение, будто в трубку диктовали определенный текст, совсем не зависимый от того, что я там говорю.
– Ну правильно, они, наверное, написали, а потом в телефон сразу и запустили, – предположила Варька.
– Еще бы знать, кто это «они»…
Все снова вернулись в кухню – скромной семье Неверовых все никак не удавалось наесться бутербродами с колбасой и сыром.
– Вот я про криминальную Россию смотрела, так там преступников ищут очень легко, – авторитетно заявила Аллочка. – Сейчас вспомню… Значит, берут всех пострадавших, ищут, что их объединяет, и получается там круг подозреваемых! Нам тоже так надо.
– Что-то я не совсем поняла… – помотала головой Варька. – То есть – пострадавший у нас Геннадий Архипович, так? И кого нам еще взять, чтобы выяснить, что «их» объединяет?
– Да чего здесь думать? – замахал длинными руками Фома. – У вас все подозреваемые в клубе этом вашем. Только зачем это кому-то надо, вот вопрос? Мне отчего-то не верится, что Геннадия Архиповича могли заказать из-за пылкой страсти.
Честно говоря, Гутя в это тоже не верила. И Варька не верила. Даже Аллочка понимала, что не такой Геннадий был секс-символ, чтобы его от ревности пристрелили. А тогда за что? И к чему вся эта чертовщина с его портретом?
Свои мысли у Аллочки закончились, поэтому она уселась перед телевизором смотреть криминальную хронику, Гутя напилась «Новопассита» и ушла к себе, Варька села вязать, а Фома улегся с книжкой. И вечер закончился бы совсем уже спокойно, если бы в одиннадцать часов не прозвенел телефонный звонок.
