– Но если надо, он же еще позвонит, правда? – с надеждой спросила Василиса.
– Я думаю, позвонит. А если нет... да черт с ним, в конце концов! Сбросим мы тебе обе свои пенсии и... иди на свидание со своим Ромео.
Василиса благодарно ткнулась носом в щеку подруги:
– Спасибо... может, и не надо будет сбрасываться-то... Может, и само пройдет...
Через два дня, в назначенный час Василиса собиралась в поликлинику.
– Люся, а там точно живая очередь? А то приду, а мне скажут, что меня тут не стояло, и я... ослепну.
– Живая, – помогала ей собираться Люся. – Шарф надень... Опять рукавицы потеряла, что ли?
– Да нет, я только одну... И что, прямо в двенадцатый кабинет?
– Прямо туда. И если будет сильно большая очередь, ты скажи, что у тебя температура, а с температурой без очереди, понятно? А может, давай все-таки я с тобой схожу?
– Нет, Люся. Там столько заразы, тебя меня одной хватит, а то еще притащишь что-нибудь Васеньке. Кстати, не забудь все просветить синей лампой, чтобы все микробы умерли.
– Если б они все от нее умирали...
– И проветри все. Ну я пойду. А то опоздаю...
Василиса добралась до поликлиники без приключений. У нее даже поднялось настроение – она не привыкла залеживаться дома. В поликлинику она вошла с самой жизнерадостной улыбкой. И эта улыбка сохранялась вплоть до того момента, пока она не подошла к своему кабинету.
Ко всем кабинетам толпились многометровые очереди. Правда, возле кабинета с цифрой двенадцать было всего человек пять.
– Вы последний? – спросила Василиса у старичка.
– Я... вы за мной будете.
– А чего это у нас так народу мало? – встревожилась Василиса. – Врач плохой?
– Отчего ж... нормальный врач, – с расстановкой отвечал старец. – Главное, не равнодушная врачиха- то. И молодая.
– Вам бы только молодая! – откликнулась пышная тетка перед стариком. – А народу сейчас набежит. У Веры Петровны прием с десяти, а сейчас только половина десятого, оттого и мало.
Тетка не обманула, через полчаса в маленький закуток возле кабинета набилось народу столько, что Василисе даже стало тяжело дышать. А поскольку врач и в самом деле оказалась не равнодушной, то и принимала она каждого весьма дотошно и кропотливо. Очередь практически не двигалась.
– Боже мой!!! Какие люди!!! – вдруг раздался рев на всю поликлинику, и к Василисе стала стремительно пробираться незнакомая женщина. – Как хорошо, что мы с вами встретились. А вы на меня и очередь заняли, да?.. Я здесь стояла! Женщина, не пихайтесь! Это моя очень добрая знакомая и специально пришла пораньше, чтобы занять на меня очередь!.. Мущщина! Немедленно пропустите меня вон туда, там моя очередь!
Женщина, толкаясь локтями коленями и кулаками, пробралась-таки к Василисе и засветилась от счастья.
– Ну? – спросила она шепотом. – Вы что, меня не узнаете?
Василиса только вежливо перекривилась. До самого последнего момента она надеялась, что бесстыжая тетка все же пробирается не к ней.
– Ну я же соседка Ирки Дубининцевой! Вы к нам еще с такой маленькой подружкой приходили. А я еще подумала, что ей бы в форточницы. Ну! Ну Глафира я, Афанасьевна!
Василиса присмотрелась. И в самом деле – к ней подбежала именно соседка Дубининцевой. Но только раньше она была не накрашена и выглядела совсем старухой, а вот теперь женщина подвела глазки, накрасила щечки, подвела губки – и на тебе! Помолодела лет на пятнадцать.
– Не узнала. Честное слово...
– Так вы им скажите, что на меня очередь занимали, а то сожрут!
– Граждане, я занимала на нее, она моя соседка, я сразу сказала: здесь женщина за мной, – крикнула Василиса и про очередь забыла, хоть та и гудела растревоженным ульем.
– А вы что, занемогли?
– Болела, да выздоровела уже, – отмахнулась Василиса. – А вас как сюда занесло?
– Да на балкон вещи вешала, и продуло...
– И как там Ирина?
– Плохо, как еще. Она ж как узнала, что ее Игореха-то скончался, так места себе найти не может. Оно и верно – кто ж ее теперь-то возьмет. Раньше-то у нее хоть деньги были, а теперь... Он же высосал из нее все, царствие ему небесное.
– Так значит... Игорь Дубининцев умер? – переспросила Василиса.
– Нет, не умер. Отравили его. Но... ой, вы знаете, – откровенно поделилась Глафира. – Ирка-то после его смерти никого к себе не подпускает и даже рассказывать ничего не хочет. А мы, соседи, переживаем. Ну нам же хочется знать – что и как произошло. А она молчит! А ведь он нам тоже не чужой был, с родителями еще мальчишкой жил здесь.
– А вы хорошо помните его родителей? Что они за люди были? – как бы невзначай спросила Василиса.
– Ой... – на секундочку задумалась Глафира. – Они... да нормальные они были... до поры до времени. А потом... Они ж как жили – нормально, как все мы. И Женька этот с мужиками выпивал, и Наташка нормальная была, кому что сшить – никогда не отказывала. Или там денег занять... Правда, у них особенных денег не водилось, но...
Василиса поймала себя на мысли, что уже давно сомневается – и как это Евгений Дубининцев, отец Игоря, из простого мужика, коим считали его все соседи, превратился в воротилу бизнеса. Да еще такого, у которого дело даже за границу просочилось? Как бы научиться-то?
– ...А потом, – продолжала Глафира, – после аварии Женьку как подменили.
– Простите, после какой аварии? – не поняла Василиса.
– Ну я ж рассказывала! Нет? Короче, шел Женька пьяненький с работы, а на него наехал автомобиль.
Ну и здорово ему все органы помял. Но Женька живой остался. Мы-то, конечно, думали, что помрет, но Наташка выходила. С ложечки кормила, бульончиками отпаивала, и ничего, поднялся мужик. Поднялся, и даже работать стал в два раза больше, да видно что-то в мозгах ему все же свернули. Он стал... нелюдимый какой-то. Вот раньше бывало, в подъезде встретишь, а он тебя ущипнет, по заду хлопнет, хохотнет да и дальше бежит. И ему приятно, и нам настроение поднимал. А после аварии столкнешься с ним, он на тебя так глянет... долго-долго так посмотрит и улыбнется. Знаете, как зверь какой. Ты ему: «Здрасте», а он только вздрогнет и бегом к себе. Ну и вообще... Люди его сторониться начали. Да только как сторониться-то? Все же в одном подъезде. Да и Наташку жалко, и Игореху опять же, парнишка-то школу заканчивал. А потом... ой не помню. Кажется, летом, что ли... точно летом. Так вот. Летом и вовсе кто-то слух пустил, что Дубининцев старший девчонок-малолеток к себе зазывает.
– Как это? – не поняла Василиса. – Зачем?
– Да кто ж знает зачем, – перешла на шепот Глафира. – Да только уж точно говорю, не бублики лепить. Какие-то непотребности он с ними творил, об этом все говорили. А потом Дубининцевы и съехали.
– Погодите... как это – непотребности? Да если б он что-то там творил, его ж посадили бы!
– Ну... это только так принято думать. А на самом деле... У нас вон во дворе Райка жила, девчонка тринадцати лет. Так у нее отца не было, мать пила беспробудно, два раза квартира горела из-за того, что самогонный аппарат взрывался. Девчонка то в подвале ночевала, то на чердаке. Ела через день. Так вы что же, думаете, кто-то побежит за эту Райку заступаться? Да она же вам еще и в морду вцепится, если вы на ее мужика руку поднимете. А потому что мужик ее и накормит, и напоит и – уж куда деться – спать уложит.
– А вы все такие умницы – знали и молчали, да? А в инспекцию по делам несовершеннолетних сообщить?
– Ой, да чего они сделают? – отмахнулась Глафира. – Мы вот одних братьев Хахиных сдали в эту инспекцию. Уж такие разбойники были – белье с веревок при хозяевах срывали! Они их в интернат
