выбрался на улицу. Там все немного изменилось: Тернов стал желтеть, солнце уже не пекло. И не было так душно, как в восьмиместной камере с пятнадцатью арестантами. Находясь под влиянием этих цветовых и тепловых воздействий, Витя окончательно понял то, что нужно было постичь сразу после выхода из ворот тюрьмы. Если он в кратчайшие сроки не найдет того, кто убил, то найдут его, чтобы не искать долго.
Поскольку воспоминания Штуки о том вечере начинались с прихода в ресторан, потом обрывались и снова возникали уже в камере СИЗО, он решил руководствоваться лишь тем, что услышал на суде. Говорят, сильно пил. Говорят, потом к какой-то Даше Каршиковой поехал. Там… Даша эта говорит, что до двенадцати пили коньяк и играли на компьютере в стрелялки. Хм…
Потом он якобы уехал.
Менты – какие-то Зелинский и Гонов, – которых Виталька впервые в жизни увидел лишь на суде, нагло врали и говорили, что он стал первым в них стрелять, а потом, когда они его подстрелили, влетел в универмаг «Центральный». Сколько наглости нужно, чтобы придумать такую дикую, безумную вещь? Он влетел в универмаг! Зачем ему влетать в универмаг? Сообщение о том, что он отстреливался от милиционеров, его взволновало меньше. Впрочем, к концу заседания выяснилось, что не стрелял. Обижаться не стоит – менты, они и есть… менты. И взять с них, как с козла молока, нечего. В общем, если послушать, чем занимался он, Виталька, в ночь с пятого на шестое июня, то получается, что находился он в милитаристическом угаре. С бабой из стриптиза – и с той – в «стрелялки». М-да-а-а…
Зелинский и Гонов. «Он… около пяти выстрелов… первым разбил боковое стекло… пуля в двух сантиметрах от виска… петлял по городу… бах-бах-бах… общественная безопасность…» Говорят неплохо. Хуже пишут. «…Управляя автомобилем мерцедес отказался повиноваться… стал стрилять по окнам целясь в голову… вынуждены применить оружие на паражение по колесам…»
Одним словом, попотеть парням пришлось основательно. Не столько на дороге той ночью, сколько тем утром в суде.
А сегодня у этого героического экипажа выходной. Как выяснилось на суде, оба не женаты, живут рядом с отделом вневедомственной охраны. По всей видимости, когда после армии выбирали работу, решили выбрать ту, которая ближе к дому. Ближе всех к дому – вагонное депо и ОВО. В депо особо не пофантазируешь, да и удостоверение со «стволом» там не дадут…
Давясь собственными мыслями и начинающей просыпаться злостью, Штука подъехал к дому Зелинского. Старшего, если верить базарам в суде.
Еще раз через тонировку стекла сверил адрес с тем, что был на бумажке, заглушил двигатель и стал ждать.
Зелинский вышел через сорок минут, около двенадцати дня. Вышел, выбросил сигарету, которую закурил, судя по всему, еще дома, и направился в сторону капитальных гаражей.
Кусков на этот раз был на «Ауди», взятом в аренду у вице-президента банка «Форт», поэтому беспокоиться о том, что его кто-то узнает по марке машины или через до дури тонированное стекло, не стоило.
Ехать пришлось долго. Гараж Зелинский имел гораздо дальше, чем работу. Кусков крался за ним, как леопард за медлительной мартышкой. Бесшумно и мягко. Три или четыре раза хотелось отпустить «Лучшего милиционера июня 2003 года» метров на сто, дать по коробке, разогнаться и… Но Виталька всякий раз гнал эти мысли из салона, как ос.
Его гараж был под номером 1285. Распахнув створки ворот, старший экипажа ОВО вошел внутрь и сел за руль. Любой двигатель требует прогрева.
Вот тут-то Виталька и подъехал. Со скоростью пятьсот метров в час он подкрался к гаражу так, словно собирался в него заезжать. Так же медленно, собирая широким бампером обе створки, прижался к строению под номером 1285 и закрыл ворота. Поставил АКПП в положение «Р», вышел и направился в калитку, в которой тут же показалась голова Зелинского. Хотя, может, и Гонова – Штука так толком и не понял, кто из них кто. Барабанили за трибуной одно и то же, одинаково чесались и оба бубнили, как говорящие мягкие игрушки: «В составе экипажа 29… отказался повиноваться… общественная безопасность…»
Бац!
По грохоту канистр и еще какого-то железа Штука понял, что даром не пропало ни одного килограмма на сантиметр квадратный.
– Ну медали захотелось, медали!! Мы знали, что тебя все равно не посадят! А так, видишь, как хорошо получилось: и мы премии получили, и ты на свободе!! Хотя, друг, когда мы автомат у тебя нашли…
Зелинский стоял в глубине своего гаража, у тыльной стены, в очень неудобной для себя позе. Его правая рука была привязана к потолочной балке буксировочным тросом, а левая – цепью от бензопилы. И тоже к балке. Из-за этой цепи жаждущему славы сотруднику ОВО не хотелось не только дергаться, но и шевелиться. Если бы Штуке пришло в голову сбить сержанта с ног, то кисть последнего тут же упала бы на землю.
Штука сидел на капоте новенькой «девятки», курил и смотрел на распятье, расположенное прямо перед ним.
– Еще раз, Сашок, – попросил он. – С самого начала. Поехали…
Зелинский уже порядком очумел, разбитые губы саднила боль, кровь неприятно подсыхала на шее…
– Я же говорил… – зло выдавил сержант. – Мы услышали грохот около универмага и поехали на звук. Мы рядом находились.
– Ага.
– Подъехали, а там ты… Весь в пальто. Вытащили тебя, на землю посадили, потому что ты ходить не мог…
– А я не говорил, откуда ехал? – в пятый раз в том же самом месте повторил вопрос Штука.
– Нет!! Ты не говорил, откуда ехал! Ты вообще ничего не говорил! Ты мычал!
Бац!..
– Я сказал – «молчал», Виталя!!!
– А автомат откуда взялся в багажнике?
– Да говорят же тебе!.. Мы машину вскрыли, а в багажнике – «ствол»! В голову пришла мысль заработать на этом дивидендов! Мы и заработали. Сообщили, что попали в перестрелку, потом прострелили колесо. Все. Извини, что подставили…
– Да ладно, чего там! – отмахнулся Виталька. – Ерунда какая… Полтора месяца в СИЗО под «пятнашкой» с конфискацией. Всего-то… Вы, пацаны, если что – денег, там, хватать не будет, звания захочется, – вы не стесняйтесь, подходите. Мы втроем быстро что-нибудь придумаем. Откопаем кого-нибудь на Заельцовском кладбище – и ко мне в багажник. Если что, я на следствии, пока вам ордена не вручат, в сознанке буду, а на суде в полный отказ пойду. Так и заживем. Блин, да я вас за два года генералами сделаю.
– Виталя, ты прости, – бросил Зелинский и сплюнул через выбитые зубы. – Так глупо получилось…
– Забыли.
Штука сидел и думал о том, что совершенно не умеет производить допрос. Получалось, что Зелинского можно было и не привязывать. Поговорили кореша и разъехались. Тема исчерпана, и говорить больше не о чем. Но перед Кусковым был не жулик, а мент. Поганый, конечно, продажный, судя по всему, и подлец. Но все-таки – мент. Оставалось полагаться на собственную натуру, привычки которой Виталька знал очень хорошо.
Подумав, Штука соскочил с багажника. Поискал в барсетке Зелинского ключи, вышел через калитку и напоследок бросил:
– Ты никуда не уходи.
Было бы интересно посмотреть, как бы Зелинский поступил вопреки просьбе…
Скрипя зубами и думая о последствиях, Кусков доехал до первого попавшегося на глаза бара, вошел внутрь и хлопнул ладонью по стойке.
– Водки!
Закинув в рот пару соленых орешков, посмотрел на часы. Тепло пошло…
– Водки!
