возможностей – неравный старт» проявляется уже в первые годы жизни ребенка. В одних семьях воспитанием и развитием интеллекта младенца занимаются чуть ли не с момента его рождения, в других же не занимаются вовсе. Ко времени прихода в школу или в детский сад – т. е. к началу этапа вторичнойсоциализации – дети уже довольно заметно различаются по уровню своего развития, умению читать и писать, по своему литературному и общекультурному багажу, по мотивации к восприятию новой информации.
Очевидно, что в семье профессионального интеллектуала дети проходят существенно иную социализацию, нежели в семьях родителей более низкого интеллектуального уровня. Нам представляется, что влияние этих факторов «социальной сети», в которую включена формирующаяся личность, воздействие ее ближайшего социального окружения значительно сильнее, значимее тех 30 процентов, которые, например, отводит в формировании интеллекта окружающей социальной среде известный английский психотерапевт Г. Айзенк[172] (если такое сравнение вообще доступно количественной оценке). Необходимо подчеркнуть – не следует смешивать умственные способности и интеллект: первые действительно в немалой степени обусловлены генетически, второй, безусловно, вырабатывается. Можно было бы перечислить огромное количество выдающихся личностей, которые получили детерминирующий интеллектуальный старт именно благодаря условиям своего детства – от родителей и того круга друзей семьи, которые играли важнейшую роль агентов первичной социализации. «Во всех решительно случаях, когда детство и юность гения известны, оказывается, что так или иначе его окружала среда, оптимально благоприятствовавшая развитию его гения, отчасти потому, что гений именно ее сумел выбрать, найти, создать, отчасти потому, что гениальный ребенок родился (и воспитывался! – В. А., А. К.) в семье с определенной социальной преемственностью. Случаи таких семей многим хорошо известны: юность Моцарта, Баха описана многократно».[173]
Может быть, к числу наиболее убедительных свидетельств в пользу социального происхождения индивидуального интеллекта (даже в его наиболее общем – психологическом – смысле) можно отнести результаты наблюдений за так называемыми детьми-маугли. Именно так – по имени киплинговского героя – называют детей, которые по тем или иным причинам оказались с младенческого возраста лишены человеческого общества и воспитаны животными. Другое название этого феномена – «феральные люди». Существует мнение, что в ходе индивидуального психического созревания существует некий критический период – в возрасте примерно от 7 до 9 лет, перевалив за который, дети-маугли (если они не были возвращены к людям до этого) окончательно утрачивают возможность обрести человеческий разум и навсегда остаются животными.
Один из наиболее часто упоминаемых случаев такого рода – вскармливание и воспитание волками двух индийских девочек, которых назвали Амалой и Камалой. Младшая из девочек, Амала, вскоре после возвращения к людям умерла, а старшая прожила среди людей еще десять лет. Наблюдатели отмечали, что, несмотря на некоторую адаптацию к окружающим социальным, человеческим условиям, ее поведение в огромной степени напоминало поведение волка (легкость передвижения на четырех конечностях при затрудненности прямохождения, отвращение к одежде, лакание воды вместо питья, отлично развитое обоняние, даже вой в полнолуние). Весь словарный запас, освоенный ею за этот период, так и не вышел за пределы около сорока слов. (Может быть, кругом понятий, обозначаемых именно этими сорока словами, и ограничивается волчье мышление?) Другими словами, человеческий ум у этой девочки так и не сформировался – не только на уровне интеллекта, но даже на уровне элементарного здравого смысла. Возможно, правы те психологи, которые утверждают, что возраст примерно в 7–9 лет являет собою некий критический порог. К этому возрасту ребенок усваивает до 50 % (!) того объема информации, который ему предстоит усвоить в течение всей его жизни.
Имеются примеры воспитания детей животными не только в глубине джунглей, но и в современном городе. Так, в Евпатории шестилетний мальчик четыре года прожил в заброшенном доме со стаей собак. «Он жил на равных правах в будке с тремя большими дворнягами, оставшимися от прежних хозяев дома. Они и кормили его: приносили с окрестных помоек пищу, словно щенку». [174] Мальчик не говорит, и все манеры его поведения действительно как у бродячей собаки. Правда, в семейном детском доме, куда мальчик, наконец, попал, не теряют надежды сделать из него человека. И для этого, видимо, есть определенные основания, поскольку упомянутого выше критического возрастного порога он пока еще не перешагнул. Свидетельства такого рода в последнее время множатся, и они чаще всего обусловлены именно социальными факторами. Так, в программе «Очная ставка» на НТВ 22 июля 2002 года было рассказано о девочке Оксане Малой из украинского села Новая Благовещенка, которая жила вместе с дворовой собакой в ее будке и которую посадили на цепь собственные родители (!). И, хотя она не только лает, но все же и говорит, по заключению специалистов, полноценным человеком не станет уже никогда.
Схожие выводы можно было бы сделать из так называемого «феномена Каспара Хаузера» (по имени юноши, воспитывавшегося практически в полной изоляции от других людей). Правда, судя по описаниям этого случая в литературе, Каспар Хаузер довольно быстро адаптировался к культурным ценностям своего времени.
Огромный материал для психологов, занимающихся проблемами развития умственных способностей, дали наблюдения за обитателями Загорского интерната слепоглухонемых детей. Некоторые питомцы интерната, попавшие в него со значительным опозданием, при хронологическом возрасте в 19–20 лет обладали уровнем развития полутора-двухгодовалых младенцев. Вероятно, психологическая депривация, возникшая вследствие значительной изоляции от внешних раздражителей и сенсорной недостаточности, ведет не просто к задержке, а прямо-таки к остановке интеллектуального развития. Однако воспитанники интерната, попавшие в него в раннем возрасте и обучаемые по специальной методике (появилось даже специальное научно-методическое направление, связанное с воспитанием глухонемых, – т. н. тифло- сурдопедагогика), сравнительно успешно проходили (насколько это возможно при лишении зрения и слуха) все этапы социализации (вплоть до защиты кандидатской диссертации одним из учеников Э. Ильенкова).
Почему же не удалась первичная социализация воспитанницы волков Камалы? Как нам кажется, она все же состоялась, однако это случилось еще довозвращения в человеческое общество. Активно общаясь с «сородичами» по волчьей стае, девочка по достижении «критического возраста» приобрела достаточно завершенную (а потому устойчивую) психику волка. Вследствие этого и оказалась невозможной ресоциализация:[175] социальные требования нового окружения оказались уже не в состоянии вытеснить слишком прочно закрепившиеся в психике поведенческие и адаптивные стереотипы животного, не имевшие практически ничего общего с нормами и ценностями человеческого общества. Сознание же слепоглухонемого ребенка (как, вероятно, и Каспара Хаузера) к моменту полноценного столкновения с человеческим обществом представляет собой своеобразную tabula rasa. Возможно, у таких детей сенсорная депривация (от лат. deprivatio – потеря, лишение, обделенность) содействует зарождению и аккумуляции органической потребности в активной деятельности (в том числе и познавательной), потому и социализация этих малышей протекает сравнительно быстро.
Значение именно ранних воздействий, развивающих личность и интеллект, подчеркивается, в частности, в работе Р. Бергинса, который показывает, что 20 % будущего интеллекта приобретается к концу первого года жизни, 50 % – к четырем-пяти годам, 80 % – к 8 годам, 92 % – до 13 лет.[176] Считается, что уже в этом возрасте можно с достаточно высокой вероятностью предсказать как сферу, так и «потолок» будущих возможных достижений. В. П. Эфроимсон обращал внимание также на то, что обстановка в семьях и в окружении, составляющих основные агенты социализации высокотворческих детей и детей потенциально интеллектуальных, несколько различается. Если в семьях и окружении первых складывается ситуация независимости и некоторой неопределенности, склонности к риску, то во вторых, составляющих большинство, предпочтение отдается стандартам достаточно ровного поведения.[177]
Учеными доказано, что у детей, воспитывающихся вне семьи, вообще значительно снижаются возможности для полноценного развития. Среди воспитанников детских домов в возрасте от года до трех лет в физическом развитии отстает 46 % обследованных в 1988 году детей, а в психическом – 75 %.
Так или иначе, к моменту завершения первичной социализации родители и ближайшее окружение ребенка уже передают ему не только значительный объем информации о мире, в котором тому предстоит
