терплю. А он нет, чуть что не так, и ко мне в гараж. Гордый был. Давай помянем. А тебе нельзя, ты за рулем. Ну да я один.
Фома терпеливо ждал, пока мужичок выпьет, потом тщательно закусит все это дело порезанной колбаской и настроится на продолжение разговора.
– Мы с Назаркой-то и подружились через этот гараж. Мужики у нас на работе болтают про комнатку-то эту, сами здесь не раз пили, ну и ему, видать, болтанули. Вот он и прицепился – пусти да пусти жить. Тебе же, говорит, удобнее. Сам дома спишь, а я в гараже. И уж точно знаешь, что никакая холера сюда не сунется. Я пустил, конечно, мне не жалко. А только потом подумал – а какого хрена ко мне кто залезет, машину-то все равно уже сперли! А только Назару ничего не говорил, пусть живет, ежли негде больше. А вот ты мне скажи… как тебя?
– Фома.
– Вот и скажи мне, Фома, чего ж ты брату-то не помог? Не дело ж это, чтоб человек без угла проживал.
– Да я… Дурак был. Вот теперь каюсь… А у брата были вещи какие-нибудь, может, письма, записки?
– Думаешь, он деньги запрятал? Не было у него денег, он мне сам говорил.
– Мне не нужны его деньги, мне… ну, может, письма, я не знаю…
– А ты налей, пока я вспоминать буду, – распорядился Аникеев.
Фома щедро налил водки в стопку и пододвинул хозяину гаража. Борис опрокинул в себя стопочку, на короткий миг перекосился, выдохнул и сообщил:
– Вон в том столе посмотри. Там у него валялись какие-то бумажки. Мне-то некогда у него по ящикам рыться, а тебе если что надо – забирай. Как-никак ты – родная кровь… Хоть и хреновая!
Фомка залез в столик. На верхней полочке аккуратно стояли банки с солью, с сахаром и, кажется, еще с какой-то крупой. Тут же находились красная пачка чая и кружки с чайными ложками. На нижней же полке лежал обыкновенный детский портфель, с которым детишки ходят в школу. Портфель был тоненький и ужасно потрепанный.
– Вот это можно мне с собой взять? – дрожащим голосом спросил Фома.
– Покажь, чего там? – пьянел прямо на глазах Аникеев.
Фома нажал на блестящий замочек, и портфель открылся. Два любовных романа, смятый журнал с откровенными снимками, ручка, карандаш красного цвета и целая подборка из старых газетных листов, бережно сцепленных скрепкой.
– Забирай, – махнул рукой Аникеев. – Наливай давай, что ты сюда, за этим хламом, что ли, притащился?
Фома и не надеялся, что ему попадется такой «хлам»! Обретя такую находку, захотелось поскорее остаться одному. Он еще не успел толком разглядеть, что там такое под скрепками, но справедливо полагал, что это было Псову дорого. Однако к Аникееву тоже каждый день бегать не станешь, поэтому Фома налил хозяину еще стопку и спросил:
– Я вижу, ты друг хороший, надежный, а врагов на работе у брата не было?
– Да какие там враги! Откуда? Мы на заводе все, как одна семья… шведская, – продолжал пьянеть хозяин гаража.
– Так уж и семья! Псов же охранником работал, а, допустим, кому-то надо что-то с завода… ну, скажем, позаимствовать…
– Стащить, что ли? Дык тащи! Кто не дает! У нас уже давно все ценное сперли, а теперь тащи чего хошь!
– А могло быть так, что Псов проявил сознательность и воров поймал? Ну, или пытался поймать?
– Зачем? Что ж он, сволочь последняя, что ли? Ежли людям… Ты наливай, не жадись… Ежли людям что приглянулось, дык у нас всегда с охранником договорятся. А на что ж тогда у нас охрана жить будет? Нет, у нас это хорошо налажено: надо чего вынести – плати, и никаких загвоздок.
– А вы не знаете, к нему в последнее время никто с такими просьбами не приходил, ну, я имею в виду, с договорами?
– Не знаю. Но, думаю, не приходили. У нас сейчас очень тяжкий период на работе. Камеры везде понаставили с глазками, а где они понатыканы, мы еще толком не разобрались. Теперь пока воровать боязно. А тебе что спереть надо? Говори, дня через три все разузнаем и стянем. Наливай.
– Да я налил, вы пейте, пейте, – задумчиво пробормотал Фома. Значит, с работой у Псова проблем не было. Никто не полез бы к нему из-за новых телекамер. Понятно, пойдем дальше. – А почему он с бабами-то жить не хотел?
– Дык… Может, это они не хотели? – пьяненько дернул головой Аникеев.
– А что такое? Назар кого-то обижал?
– Хто-о? Назар? Да кого он мог обидеть? – еще больше хмелел Аникеев. – Это… его все время… бабы обижали… они у нас такие… прям медведихи! А бедненький Назарка… он никак не мог от них отбиться… горемычный… Он даже книгу про них хотел написать… про баб… про жаб… Называется… Царевна-лягуха… а может, это и не… он написал…
Хозяина утягивало в сон. Говорить с ним становилось с каждой минутой все труднее. Уже можно было идти домой, но Фома все не знал, как оставить в гараже ничего не мыслящего мужика.
– Борис! Господин Аникеев! Проснитесь же! – тормошил за рукав Аникеева Фома. – Скажите, куда вас довезти? Вы где живете?
– Я? – на миг пробудился Аникеев. – Я нигде не живу! Я му-ча-юсь! Ты меня должен… лечить! Налей… где моя бутылка?!
