пришлась Сережке по душе.
Лютый всю дорогу подтрунивал над ним. Ему досталась белокурая тамбовчанка Таня: скромная и послушная девушка. Правда, первое время она для вида поломалась, но Лютый пригрозил ей. К его удивлению, в постели с ней было приятно и хорошо. После этого Михайлов «зауважал» Танечку и даже подарил ей золотое колечко с изумрудом.
Правда, он потом сожалел об этом и даже хотел забрать его обратно, но девушка была так мила и нежна к нему, что Лютый, проскрипев зубами, пересилил себя.
Но… «любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда», и он на следующий же день организовал разбой, ограбив одного мужика. Для этой цели он дал задание Любе познакомиться в кафе или ресторане с каким-нибудь богатым мужиком и завести в темный переулок. Любка без колебаний согласилась. Ей даже понравилось это предложение. Она зашла в центральное кафе и через каких-то полчаса вывела полупьяного мужика.
Лютый в сердцах выругался. Он понял, что с такого «тощего гуся» навара будет мало, и оказался прав.
Как только Любка усадила мужика на скамейку, к нему тотчас же подошли Михайлов и Сережка. Они вытащили ножи и приставили их к бочине мужика, а Сергей грозно заорал:
— Где деньги?
У него появилось опьяняющее чувство власти над жертвой.
Мужик растерянно молчал.
— Где день-ги?! — раздельно и твердо проговорил он и с силой ударил мужика, хотя мог бы этого и не делать.
— Ребята, берите все, что хотите, — неожиданно предложил мужик.
Порывшись в его карманах, они нашли немного денег. Лютый со злостью сорвал позолоченные часы с мужика, подумав, что они золотые. Туфли с жертвы забирать не стали, благородно решив, что еще весна и мужик, не дай Бог, начнет хлюпать носом.
Потом все четверо дружно побежали к троллейбусной остановке.
На следующий день Лютый, трезво поразмыслив, решил отделаться от ненужных свидетелей, тем более что предельный срок по статье 146 УК РСФСР был внушительной цифрой: до 15 лет!
Он заявил погрустневшим девчатам, что им надо расстаться, что девочкам надо немедленно ехать к родным мамам и папам, и у них, мол, есть неотложные дела.
И вообще Лютый решил рвать когти один, куда-нибудь подальше на Север, где обычно на прошлое не обращают внимания. Главное, чтобы были какие-нибудь ксивы и хорошо пахать[60], а искать преступников — дело милиции.
Через несколько дней, когда Лютый и Сережка остановились на одной хате у старухи, Михайлов, забрав у спящего пацана почти все деньги и даже часы, сел на проходящий поезд Москва — Петрозаводск и был таков.
Глава тридцатая
Ребенка нарекли Данилом в честь его дедушки.
Уже с первых дней новый квартирантик громогласно давал о себе знать звонким и пронзительным плачем.
Виктора это вначале забавляло, но потом он стал к его реву равнодушен и спокоен, а через некоторое время ему это стало даже надоедать и раздражать, особенно когда очень хотелось спать.
Тщетно пытался он затыкать уши ватой или пальцами.
Детский крик, пронзительный и настойчивый, проникал во все уголки маленького дома.
Но все же присутствие в доме этого маленького человечка, его сына, приятно согревало душу и радовало.
Антонина усиленно кормила его грудью, стараясь умиротворить своего сынишку, а тот ненасытно впивался в ее еще полные, но уже начинающие обвисать груди, и сосал, сосал столь желанное материнское молоко.
Иногда его даже с силой приходилось отрывать от груди. Антонина часто жаловалась на это Виктору с вымученной горестно-радостной улыбкой, мол, что поделаешь, свой, хваткий малец.
Теперь Тоня почти целые сутки уделяла внимание младенцу, а о Викторе забыла, и, если он приходил к ней ночью, она его холодно встречала и только шептала: «Смотри, не разбуди нашего сыночка».
Бывали случаи, что, когда они нежились в постели, ребенок начинал безудержно орать, и Антонина, не обращая внимания на ласки мужа, кидалась к малышу.
«Нет, это не дело, — с горечью размышлял про себя Виктор, — сынишка отнял у меня жену!»
Он с удовольствием вспоминал те счастливые деньки, когда им никто не мешал и они нежились и наслаждались телами друг друга.
Но таковы уж законы природы: человек должен оставлять после себя наследство, поросль, а за все ведь надо платить…
Поразмыслив над этой истиной основательно, Виктор решил «взяться за ум» и начал помогать Антонине: стирать пеленки, гулять с малышом, а когда она изнемогала от бессонных ночей, сам укачивал в кроватке своего первенца; и Тоня прониклась глубоким уважением к своему «идеальному» мужу.
Скоро снова возобновились командировки, и как Виктор ни пытался от них отмахнуться, все равно ему изредка приходилось покидать свою семью.
Как ни странно, уезжал он в командировки с облегчением. В самолете или в двухместном купе СВ он расслаблялся и душевно отдыхал от всех передряг и домашней суеты, но уже через неколько дней с грустинкой вспоминал о своем крошечном, таком беззащитном Данильчике, Тоне, Маринке и даже о теще. Своим родителям он давно уже не писал, тем более что они сами не особенно горели желанием поддерживать с ним взаимоотношения.
На этот раз предстояла командировка в город С. Осинин еще никогда не был там. Поразил его этот городок большим количеством девчат. Не успел Осинин подойти к ресторану, как к нему тут же подбежало двое девушек 20 — 25 лет и предложили ему поужинать с ними, разумеется, за его счет.
Виктора это очень удивило и в то же время польстило, но, поразмыслив трезво, он решил, что они хотят, видимо, «прокрутить ему динамо», выпить и покушать на дармовщину, а потом под любым благовидным предлогом ускакать. Такая перспектива не особенно его прельщала, тем более, что он был в определенной степени стеснен в финансах. Он решил не связываться с ними.
— А почему вы не хотите пойти с нами? Посидим хорошо, — задорно предложила узколицая миловидная девушка. Была она смуглая от загара.
— А потом?
— А потом продолжим веселье у нас дома, — потупившись, ответила девушка, невольно смущаясь от твердого проникающего взгляда Осинина.
— Как вас зовут?
— Меня? Рая.
— А меня Зоя, — жеманно ответила вторая, высокая худощавая блондинка.
«Каланча», — окрестил ее про себя Виктор.
Поразмыслив немного, Виктор согласился. Ну, подумаешь, выкинет он какой-нибудь полтинник, зато интересно проведет вечер с приятными девушками. Динамо ему прокрутят? — Ну и пускай крутят. Не такой уж он похотливый, чтобы кидаться на первую попавшуюся. Главное — умудриться пристроить или сплавить кому-нибудь Каланчу.
Ждать долго не пришлось. К их столику, который уже украшала бутылка запотевшей «Столичной», три лангета и три порции красной икры, подсел разбитной малый из местного оркестра — саксофонист.
Виктор с большим удовольствием познакомил Зою с музыкантом.
Одного пузыря оказалось мало, заказали еще. Саксофонист прилично вмазал, он так и сыпал шутками и прибаутками, громко рассказывал анекдоты и смешные случаи.
Его круглое, как футбольный мяч, лицо излучало благодушие и доброжелательность.
В общем, вечер прошел недурственно. Потом отправились к Рае на квартиру.
