И чтобы твои скоты тоже постоянно начеку были! Полицейских из кухни долой. Пусть дачу обходят.
– Слушаюсь! – вытянулся унтер.
– Глядите у меня! Убежит – я с вас шкуру спущу!
Александр Михайлов услышал условный стук, открыл дверь.
– Бог мой… Саша! Да ты зачем здесь?
Баранников, одетый в лёгкий летний костюм, с тросточкой в руке, ввалился в прихожую.
– А где я должен, по-твоему, быть?
– Ну… После дела с Убивцем, я полагаю, ты должен быть где угодно, но уж никак не в Питере.
– Да я уж и собрался было… Но… Ладно, сначала прочти вот это, а после уж расскажу.
Баранников сунул в руки Михайлову небольшой конверт. Снял шляпу, поставил в стойку трость, слегка пригладил шевелюру, прошёл в комнату.
– Ты один?
– А? – Михайлов читал бумагу; поднял на Баранникова отсутствующие, подслеповатые глаза. – Ах да… Один. Аня уже уехала, да и я собираюсь.
– На съезд?
– А? Ну конечно… Постой. Что это за бумага такая? Откуда она у тебя?
Баранников уселся за стол.
– А подбросили.
– Что? Как «подбросили»?
– А так. Подсунул кто-то под дверь моей комнаты… Ты ведь знаешь, где я квартирую? В Кузнечном, на углу с Ямской. Дом хороший, «чистый». Там же, знаешь, писатель Достоевский с семьей проживает. Между прочим, квартиры у нас на одной лестничной площадке. Только он всю квартиру занимает, а господин Алафузов, то есть я, – квартирую у мадам Прибыловой…
– И кто же такое мог тебе под дверь подсунуть? – не унимался Михайлов.
– У-у… – улыбнулся Баранников. – Да уж, не зря тебя величают хранителем и стражем партии… Ну, так я не знаю, кто это сделал. Но, думаю, кроме прислуги, больше некому. Истопник, или прачка… Или мальчик, что у Прибыловой служит. Не знаю. Они во все квартиры вхожи.
Михайлов тоже сел. Положил бумагу перед собой. Протёр и снова надел очки.
– Выходит, что кто-то имеет касательство к твоей прислуге. Жилец. Постой… А уж не сам ли это Достоевский?
Баранников рассмеялся.
– Господин Достоевский таких, как мы, бесами обзывает. И дружит со всякой консервативной сволочью, вроде Победоносцева и Каткова. Да что Победоносцев! Я слышал, он к самому цесаревичу вхож! А уж цесаревича никак к сочувствующим не причислишь! С другой стороны…
Баранников замолчал и лукаво улыбнулся. Кивнул на бумагу:
– Ты её внимательно прочитал?
– Конечно! А что? – встрепенулся Михайлов.
– Нет, ничего… – Лицо Баранникова стало совсем таинственным. – Скажи сначала, что ты полагаешь сделать.
– Надо разобраться…
– А вот с разборками придётся погодить, – серьезным голосом произнёс Баранников. – Если, как тут написано, у Убивца есть близнец, то он наверняка нас ищет. Как пить дать. У близнецов, знаешь, отношения особые, не как у братьев. Они ещё в утробе матери…
– Ну, перестань, – перебил Михайлов. – Сначала скажи: ты в существование этого близнеца веришь?
– Да как же не поверить, если кто-то на такое письмо решился?
Михайлов переставил стул спинкой вперёд, принял обычную для себя позу, положив руки на спинку, и задумался.
– И где же нам его искать?
– А вот это вопрос… У нашего «Всевидящего Ока» разве спросить.
– У Клеточникова? Не хочется его в это дело впутывать…
– Так ведь дело-то, говорю, очень серьёзное. А что, если близнец сейчас по нашим следам идёт?
Михайлов поднял голову и ответил вопросом на вопрос:
– А что, если близнеца не существует?.. Впрочем, ты прав: нельзя исключать такой возможности, и, следственно, это проблема, которую надобно быстро разрешить.
– Ну, так и давай решать, – сказал Баранников.
Михайлов покачал головой:
