– Ну, вскорости, значит, здесь будет. А интересно, паровоз большой или маленький? Должно полагать, маленький: дорога-то не магистральная, и куды ведёт – кто знает?..
«В Ад она ведёт. В Ад она ведёт…» – застучало вдруг в голове.
Петруша тревожно приподнял голову.
В чёрной тьме, низко-низко над землёй, засветились два страшных жёлтых глаза.
– Ну, таперя, брат Илюша, значица, моя очередь подоспела, – выговорил Убивец. – Слышь, Илюха, ай нет? Нынче встренемся. На облацех, альбо в подземной тьме окаянной…
Хотел ещё что-то сказать, но паровоз заревел издалека, заглушая все звуки.
Приближался стук громадных железных колёс. И быстро вырастало из тьмы огнеглазое чудище, с фонтаном искр поверху, оглушительно, надрывно ревя…
Глава 14
Александр Владимирович, морщась, слушал доклад своего секретаря майора Байкова. Байков кратко излагал рапорты губернских жандармских управлений, поступивших в Петербург за последние сутки.
Всё было знакомо, скучно, неинтересно. Прикрыв глаза ладонью – глаза были красными, под глазами – мешки, – Комаров слушал вполуха. Это были не агентурные данные, а официальные сообщения из губернских управлений. О перемещениях в составе управлений, новых назначениях, сведения о количестве поднадзорных и так далее. Редко-редко мелькало что-то интересное, – майор Байков, уловив настроение своего командира, начал комкать доклад, выкладывая самое интересное. Но интересного было мало. Байков полистал бумаги, наткнулся на что-то интересное и сказал:
– А вот, Александр Владимирович, что сообщают из Чернигова…
Комаров, не отрывая ладони ото лба, фыркнул, пожал плечами. Дескать, ну-ну. И что же там такого интересного, в сообщении из Чернигова? Но уже при следующих словах Байкова Комаров невольно убрал руку и взглянул на майора каким-то странным взглядом. Были в этом взгляде и изумление, и даже какой-то почти детский страх.
– Умер коллежский секретарь Старушкин, – продолжал Байков. – Если вы помните, Александр Владимирович…
– Да, помню, – хриплым голосом оборвал его Комаров. – Отец Убивцев наших.
Он помолчал. Глаза его как-то странно блуждали, ни на чём не задерживаясь; плечи поднялись.
– Ну? – вдруг почти вскрикнул он. – Умер этот Старушкин, и что?
Байков продолжил слегка обиженным тоном:
– Интересно, конечно, не то, что этот Старушкин умер. Сильно пил, и умер с перепою… Интересно другое: оказывается, у этих Старушкиных не два сына было, а три.
Комаров посмотрел прямо в глаза Байкову. Смотрел не мигая.
– Что? – теперь его голос упал до шёпота. – Что вы сказали?
Байков едва заметно пожал плечами и повторил:
– У Старушкиных, судя по донесению, было три сына. Старшие – близнецы Илья и Пётр, Убивцы. И младший… – Байков глянул в бумагу, – Антоша. Антон, то есть. Так вот, когда старшие прославились своими уголовными подвигами, госпожа Старушкина решила во что бы то ни стало спасти младшего сына. В детстве его надолго сажали на цепь в сарае. Потом прятали в погреб, где этот Антоша жил месяцами. Действия жандармского пристава Булыгина, который по вашему указанию разыскал семью Илюши, особенно напугали Старушкину. И добрая мать навсегда заперла младшего сына в подполье. Там он и жил до сего времени. Из подполья его извлёк сам пристав, уже после смерти господина Старушкина. Антоша за время пребывания в подполье одичал: почти разучился говорить, ходил сильно согнувшись и пригнув голову. Когда его вытащили наружу – бросался на людей. Пристав тотчас же поместил его в камеру и провёл медицинское освидетельствование. Судя по докладу докторов, Антоша психически болен и нуждается в длительном лечении. Мать ежедневно приходит в острог, носит сыну передачи. Неоднократно пыталась добиться встречи с Булыгиным, но тот отказывался под разными предлогами. Женщина она малограмотная, забитая мужем и нуждою, и Булыгин не желал выслушивать её причитания и жалобы…
Комаров как-то странно дёрнулся: всем телом, будто марионетка.
– А сколько… – тем же хриплым полушёпотом спросил он, – сколько же лет этому… Антоше?
Байков снова заглянул в бумаги.
– Тут ничего не сказано… Сказано только, что паспорта он не получал по неизвестным причинам. А! Вот: по заключению медицинских экспертов, Антоше приблизительно от 16 до 22 лет.
Он коротко взглянул на Комарова. Комаров сидел мешком, как неживой, с остекленевшими глазами. Лоб блестел от испарины.
– Александр Владимирович! – испугался Байков. – Что с вами? Вам плохо?
– Нет, – тут же отозвался Комаров. Привстал, снова упал в кресло. – Что вы спрашиваете, ей-богу… Да, мне нехорошо… Однако…
Он снова завращал глазами, потом внезапно остановил их на Байкове.
– А вот что. Затребуйте-ка этого Антошу сюда, к нам. Чтоб под строжайшим надзором, и секретно…
– Но… – Байков хотел возразить, но передумал. Как-то неловко попятился к выходу.
– Да! – вскрикнул Комаров, оживляясь. – И мамашу его, эту Старушкину, – тоже к нам! Всю семью! И пусть других Старушкиных, родственников, тоже допросят, и, лучше всего, – в острог.
