мне чёрные очки. Я истеку кровью прежде, чем смогу очнуться и понять, что со мной происходит.
Он ангел. Точно, ангел…
В конце концов, почему бы ему и не быть ангелом? Ангелом Света?
Да, он убийца. Да, он творит насилие.
Но разве ангелы не убивают? Они — слуги Господа, но не Господь ли убил всех первенцев в земле Египетской? Не Он ли утопил в пучине морской войско фараона (то есть отцов тех самых первенцев)? Не Он ли погрузил землю в пучину потопа? Не он ли уничтожил Содом и Гоморру (а все ли уж там были педики…)?
Да разве не Его промыслом ежедневно гибнут на земле миллионы живых существ, наделённых разумом и чувствами, и миллионы претерпевают муки?
Да, я считаю и животных. Ведь и они способны чувствовать приближение смерти. И уж в плане морали их невинность — вне сомнений.
Он — судья, выносящий миллионы смертных приговоров вдень, на вечность вперёд рассмотревший все наши дела.
Он — добр? Добро — доброе?
А может ли вообще Добро быть добрым?
Есть ли вообще способ отличить Бога от убийцы? А убийцу отличить от Бога?
А этот… У него сверхъестественные способности. Он читает мысли. Он убивает. У него хорошая машина. Он оторвал себе хуй.
Все признаки ангела. Он ангел! Ангел!
Пиздоблядская мудоёбина! Разъябайский пиздохуй! Пидорасина разпиздоёбская!
Спать. Глаза уже слипались.
— Ею-э — э! Ле — е — е! — басом тянул ангел, тыкая пальцем в луну, что висела почти над самыми нашими головами. — Луна низко, её понюхать можно.
И шумно втянул ноздрями воздух.
— Чем луна пахнет?
— Не знаю, — честно ответил я. — Луной, наверно…
— Земляника должна пахнуть земляникой, — наставительным тоном сказал ангел. — Ромашки пахнут ромашками, табак — табаком, свежий хлеб — свежим хлебом.
— Вот и я говорю… — пытался я вставить фразу ему в тон.
Но он прервал меня, закричав:
— А луна должна пахнуть говном!!
— Это почему это? — искренне удивился я.
— Так Богом заведено, — пояснил ангел. — То мудрость Божия! И не мне это менять! И, тем более, не тебе!
— Да я и не собираюсь, — примирительным тоном ответил я (побаиваясь, что из-за очередного ангельского приступа ночевать придётся в лесу, на холодной земле и в обществе двух-трёх сотен комаров).
Мне хотелось только, чтобы он поскорее добрался до машины и открыл её. А там пусть бы прыгал и вопил хоть до рассвета… Мне Божью мудрость всё равно не понять. Нечем.
— А сегодня она говном не пахнет! — заявил ангел.
— Ну, наверное… Сломалось что-нибудь, — сказал я, уже не зная, как же заставить его продолжить путь и отвлечь от фекально-астрономических наблюдений. — Небесная механика… Всякое бывает… Пойдём что-ли, а то от холода и мой инвентарь испортится…
— Сломалось? Что там могло сломаться?! — возопил ангел пуще прежнего.
— Исправить надо! И немедленно!
Я уже не знал, чего ещё ожидать от взбесившегося в очередной раз ангела (странно, даже в этот момент я не подумал о его портфеле), оттого просто промолчал, пожелав лишь втайне (и самым тихим шёпотом), чтобы этот припадок окончился как можно быстрее.
Ангел же, бросив на землю портфель и на ходу снимая ботинки и носки, побежал к высокой сосне, что стояла метрах в десяти от нас. Выросла она на открытом, солнечном месте, на поляне, вдали от остальных деревьев. Оттого ветви её, широкие крепкие, росли почти от самого низа, раскинувшись пологом над землёй. Не знаю, давно ли он приметил эту сосну, но из всех деревьев, что росли вокруг, именно она была самой подходящей для задуманного ангелом ремонта луны.
Подбежав к сосне, ангелом подпрыгнул, схватился за нижнюю ветку, подтянулся, и ловко начал карабкаться вверх, быстро и цепко хватаясь за ветки. Скоро он скрылся из виду и только по толчкам, встряскам и раскачиванию верхушки сосны я мог догадаться, что сын небес карабкается всё выше и выше, и, пожалуй, добрался уже почти до самого верха.
— А взлететь нельзя было? — крикнул я ангелу.
Я не ожидал, что он мне хоть что-то ответит. Просто небесные его повадки стали мне казаться откровенно смешными и нелепыми (хоть и знал я уже, что он может не только потешать нелепостью своих манер, но и творить кое-что иное). Я уже готов был развернуться и отправиться к машине один (в конце концов, часа два можно поспать и на капоте, а к тому времени и водитель придёт в себя).
Но ангел ответил мне.
— Ангелы не творят чудес! Чудо — это нарушение правил игры!
Верхушка сосны дёрнулась — и замерла. На крайней ветке (уже совсем тонкой и оттого прогнувшейся под тяжестью тела), увидел я ангельский силуэт. Ангел сидел почему то на корточках, одной рукой балансируя, а другой держась за ствол.
— Мы создаём правила игры… Твою мать! Но мы их не нарушаем! Конструкция человеческого тела встроенных летательных приспособлений не предусматривает!
— А столбы эти дёргающиеся — не чудо?! — крикнул я ему в ответ. — А мысли читать — не чудо? А хуй отрывать — не чудо? А труп жечь так, что и пепла не остаётся — не чудо?!
— Не чудо, — ответил ангел. — Это работа. И ты — мой напарник.
— Сообщник, — ответил я. — Безмозглый подручный!
— Ты же мне веришь! — сказал ангел. — Веришь, что я ангел! Посланник Божий! И потому ты со мной! Ведь никто не держит тебя! Иди! Убирайся! Что стоишь? Чего ты ждёшь?
— И куда я пойду, интересно? — спросил я ангела. — К прокурору с повинной? Или, может, сразу мне верёвку одолжишь? Или к столбам своим потащишь? Ты знаешь прекрасно, что некуда мне идти! После того…
— Что? — переспросил ангел (и тон его стал торжествующим). — После того, что ты сделал? Так ты же со мной, Серёга! Со мной! С ангелом! Значит, Господь любит тебя! Ты заслужишь прощение, Серёга! Ты уже прощён! Сволочь ты святая!
— А, может, ты чёрт? — произнёс я шёпотом. — А я умер… И уже в аду… Дня три, как в аду…
— В преисподней нет любви! — закричал ангел.
Он, гад, и на расстоянии мысли читал! Или имел феноменальный слух.
— А здесь есть! Это мой мир! Я его создал! Я — любимец Господа!
Я услышал звук расстёгиваемой «молнии». Ангел спустил брюки и трусы, и замер на ветке, словно диковинная птица, слетевшая откуда-то со звёздного ночного неба.
— Ты чего там? — спросил я его, удивлённый тем, что речь ангела так внезапно оборвалась.
— Луну ремонтирую, — пробурчал ангел и громко закряхтел.
Тёмная масса сорвалась вниз, с сочным шлепком хлопнулась на землю. И сразу же запах сосны и влажных трав смешался с отвратительным, тошнотворным зловонием, расходящимся в стороны густыми, тяжёлыми волнами.
— Перестань! — я зажал нос и инстинктивно отскочил в сторону (шок мой был настолько силён, что мне даже почудилось, будто брызги этой фекальной массы долетели до моих ног, но, по счастью, расстояние до дерева было всё таки достаточно большое). — Меня стошнит сейчас!
— А кто сказал, что исправлять ошибки и поломки в механизме Вселенной — это лёгкое занятие? — воскликнул ангел, пустив вниз длинную струю мочи. — А если бы ты при сотворении Вселенной присутствовал? Да тебя бы всего наизнанку вывернуло! Ты и представить себе не можешь, из какого дерьма
