деревья стояли плотно, прямо как частокол вокруг Волкограда. Спешившись, Андрий оставил Орлика на попечение Мыколки (на самом деле-то — наоборот) и вместе с вовкулаком спустился к «воде».
Здесь Степан припал к золотистой поверхности и начал жадно лакать, но сразу же отдернулся.
— Уф! Жжется!
— Пей, — кивнул ему Андрий. — Так и должно быть.
— А знаешь, полегчало, — признался вовкулак немного погодя. — Как будто разом избавился от этих невидимых блох, честное слово!
— Вот и отлично. Ну что, в город?
— Куда ж деваться?
— Тогда подожди…
Ярчук вернулся к Мыколке и отвел его с конем в дальнюю рощицу золотоплодных яблонь, где и велел дожидаться: «К вечеру непременно вернусь!» Потом, скинув с себя одежду, проговорил нужные слова и, перекинувшись через голову, превратился в огромного волкодава, хлопцу примерно по пояс. Подмигнул: «Не журысь, сынку!» — и поспешил снова на берег, удивлять Степана.
У того слов, видимо, уже не осталось. Корж только чихнул и попятился, когда из-за деревьев на него вылетел черный шар о четырех лапах.
— Не признал? — хмыкнул Андрий в образе волкодава.
Степан мотнул головой.
— Давай за мной, — велел Ярчук. — А то пока пристрою тебя, так уже и стемнеет, а меня ж Орлик с Мыколкою дожидаются.
— Жаль, не попрощались, — вздохнул вовкулак.
— Ну, беги прощайся.
Побежал.
Ворота, конечно же, были распахнуты, но охранялись. Пара дебелых овчарок тотчас вскинулись с четырех лап на две и бдительно уставились на подорожних.
— Может, и нам того… на задние? — растерянно шепнул Степан Андрию.
— Обойдутся. На четырех в нашем обличье сподручнее. Тебе ли не знать?
— Кто такие? — рявкнула та овчарка, что слева.
— И с какой целью? — добавила правая.
— Купец я, — словно бы с ленцою зевнул Андрий, обнажая здоровенные клыки. — Вот, подобрал новенького — да и решил завести, чтоб не пропал зазря.
Овчарки как по команде повернулись к вовкулаку.
— Степан Корж, — назвался тот. — Застрелили меня в людском обличье, так вот теперь…
— Порядок знаете? — спросила правая овчарка у Андрия.
— А как же. Первым делом — к управителю, ошейник получить и место проживания.
— Проходи. Только вы это… старайтесь на двух ходить, не звери ж все-таки.
По широкой улице, застроенной деревянными хатами в три-четыре этажа, Андрий со Степаном отправились к главной площади. Там — городская управа, в ней ошейники получать.
Хоть эта улица и считалась центральной, оживленной назвать ее было нельзя. Пару раз навстречу попались волкоградцы — то козел с козою, чинно, под ручку, прошлись, то вылетел вдруг откуда-то растревоженный петух в махонькой сорочке, словно специально на него пошитой, огляделся по сторонам, кукарекнул и чкурнул что было духу в подворотню. А за ним миг спустя две собаки промчались в стражницких платьях. Ну, и еще пару-другую двоедушцев видели. Андрию что — он здесь не впервой, дело привычное. Зато Степан внимательно по сторонам глядел. Но молчал; заговорил, только когда уже к площади подошли.
— Они ж все с ошейниками.
— Здесь, братику, по-другому нельзя. Каждому горожанину полагается ошейник. Кроме батраков — тем намордники. Ну и купец или еще кто, если за пределы Волкограда отправляется, может снимать, чтобы удобней было.
Вовкулак принюхался:
— Мясцом жареным пахнет, что ли?
— Пойдем-ка, нам в управу надо, — решительно заявил Андрий — и Степан, глянув на его вздыбленный загривок, не посмел больше расспрашивать.
На входе в управу разгоняли скуку два громадных бурых медведя: каждый сидел на широченном пне с торчащим кверху обломком — и вот, сидя на пнях, они оттягивали обломки на себя, а потом отпускали. Гул получался знатный, на весь квартал.
— О, — зевнул один из медведей, когда Андрий со Степаном подошли поближе, — гляди-ка, новенькие.
— Не, только один новенький, — отозвался его напарник. — Этого, черного, я уже где-то видел. У меня знаешь какая память! Вот кого в жизни ни встречу, всех запоминаю. Так, черный?
— Так, — молвил Андрий. — Ты тогда только пришел в Волкоград и первый год служил у управителя в стражниках.
— Во! Голова! А еще говорят, что вы, псы, ни на что, кроме вынюхивания, не годитесь! Проходи, ясновельможный у себя.
Они оказались в длинном коридоре со множеством дверей по обе стороны. Но Андрий, не обращая внимания ни на одну, отправился к лестнице в дальнем конце коридора — и Степан вынужден был поспешить за ним, не тратя времени на возражения. А, видит Господь, меньше всего Коржу хотелось сейчас молчать!
Одна из дверей справа оказалась приоткрыта, и оттуда доносилось занудливое бормотание.
— Ну вот, — долдонил гнусавый голосок, — так всегда. Что характерно — ведь как-то у них каждый раз выходит, что именно Матвей должен дежурить, когда Мясница. А я, может, тоже… Чем я хуже других?!
Степан осторожно заглянул в дверной проем — и обомлел. За писарским столом восседал спиною к Коржу сурок размером с человека — перекладывал с места на место какие-то бумажки и все зудел и зудел, что вот ведь, мол, как несправедливо жизнь устроена…
— Еще насмотришься, — мягко сказал Степану Ярчук. — А нас ждет управитель.
Видимо, козаку почему-то очень не хотелось задерживаться и объяснять кое-что из происходящего здесь; Степан почувствовал это, но противиться и на сей раз не стал.
Они поднялись по узким деревянным ступеням и оказались перед величественной дверью, за которой, собственно, и находился управитель. Им оказался матерый седой волчище — впрочем, еще совсем не старый, способный при необходимости постоять за себя. «Такой, — подумалось Степану, — в одиночку песью свору раскидает — и не заметит».
Кабинет у седого был знатный: просторный, с высоким потолком, с витражными окнами. На стенах висели сабли и рушницы, а также человечьи чучельные головы. В правом дальнем углу потрескивали в камине дрова, хотя не сказать, чтобы в кабинете было холодно.
— Доброго дня тебе, ясновельможный Иван Богданыч, — приветствовал седого Андрий. — Вот уж кто бы мог подумать…
Управитель зашелся хриплым надтреснутым смехом.
— Э, — сказал, — это ты верно, шановный Андрий Захарыч, подметил. Ну что, как живешь? Как там Свитайло? Гляжу, ты мне нового горожанина привел — благодарствую. Как зовут?
— Живу — не жалуюсь. Свитайло уж давно по Божьему шляху ушел. А горожанина нового зовут Степан Корж.
— Уел! Уел ты меня, Андрий, — засмеялся седой. — Честное слово…
— Я тебя еще и не так уем, — тихо, как-то очень буднично проронил Ярчук. — Степан, обожди-ка, будь добр, за дверью, пока мы тут с ясновельможным потолкуем.
Корж повиновался, обещая себе, что этот раз — последний. Больше он не позволит Ярчуку просто волочить его за шкирку по этому городу.
К тому же за то недолгое время, пока они были здесь, Степан успел возненавидеть Волкоград — не
