связываемое с синтезом значений их компонентов и 2) непрямые или притяжательные (indirecte, possessive) сложные слова, у которых выражаемое ими понятие, вытекая из синтеза значений их компонентов, относится к другому предмету, давая ему качественную характеристику (лат. magnanimus). См. также выше мнение А. Потебни.
То специфическое соотношение между внутренней формой сложного слова и его предметной отнесенностью, на которое обратили внимание индийские грамматики, отделив так называемые бахуврихи от остальных определительных композитов, получило в дальнейшем самые различные терминологические обозначения: посессивные сложные слова у Пауля, непрямые сложения у Мейе и Вандрие—са, мутата у Шредера и в некоторых работах Бругманна, который иногда называет их также вторичными сложными словами, и пр. В дальнейшем для обозначения сложных слов, основная лексическая и грамматическая характеристика которых не связана непосредственно ни с одним из их компонентов, стал предпочитаться термин
Не раз подчеркивалось, однако, что понятие экзоцентрических сложных слов, несомненно, гораздо шире, чем понятие бахуврихов. Последние являются лишь одной из разновидностей сложных слов, чья предметная отнесенность не совпадает с референцией ни одного из компонентов. Ч. Карр, характеризуя экзоцентрические сложные слова, писал, что основанием их денотации является «указание на третью идею, стоящую вне двух компонентов сложного слова (the reference to a third idea which stands outside the two parts of the compound)».[156] Он, между прочим, подчеркивал, что особенности экзоцентрических слов лежат преимущественно в области семантики и что, следовательно, они могут включать в себя несколько структурных типов. Поэтому он относил к экзоцентрическим сложным словам как бахуврихи, так и «императивные» сложные слова (см. главу X).
Деление сложных слов на эзо—и экзоцентрические широко применяется в различных классификационных схемах. Так, Карр[157] делит сложные слова в германских языках на три основных типа: 1) копу—лятивные сложные слова, 2) детерминативные и 3) экзоцентриче—ские. К последним, как уже говорилось, он отнес «императивные» композиты (напр. Taugenichts) и «бахуврихи», как субстантивные (напр. Dumkopf), так и адъективные (barfuss). Поллак,[158] классифицируя сложные слова в норвежском языке, проводит деление на эн—до—и экзоцентрические через все структурно—морфологические типы сложных слов.
Деление сложных слов по типу их предметной отнесенности имеет существенное значение для выявления словообразовательных моделей, так как особенности этих последних во многом определяются именно этим признаком. Например, семантика «императивных» имен обусловлена тем, что их внутренняя форма указывает на функциональную характеристику лица или предмета, обозначаемого всем словом.
Следует оговорить, однако, что иногда тип предметной отнесенности отдельных сложных слов меняется в результате переноса названия по принципу метафоры, метонимии или синекдохи. Такие слова не следует выделять в самостоятельную группу, как это делал Поллак, так как изменение типа предметной отнесенности здесь вторичное явление, характеризующее семантическое развитие отдельного слова, а не закономерная особенность модели словосложения. Так, la bocacalle 'начало улицы' принадлежит к одному типу с la madreperla ('перламутр', букв. 'мать жемчуга'), хотя значение второго вытекает из метафорического понимания его внутренней формы, а первого – нет, поскольку слово boca 'рот' регулярно употребляется в значении 'начало, вход'.
5. Морфологический принцип классификации
Не менее распространенным является деление сложных слов в зависимости от того, какие части речи и в какой последовательности принимают участие в словосложении. Этот принцип был применен Я. Гриммом в его «Немецкой грамматике». Исходя из мысли об «истинном» и «неистинном» словосложении, Гримм в своей классификации делает упор на форму первого компонента, которая отличает один тип сложных слов от другого. Гримм выделяет композиты с существительным, прилагательным, глаголом и пр. в качестве первого компонента, независимо от того, к какой части речи принадлежит само сложное слово и его второй элемент. Каждый из этих классов подразделяется на истинный и неистинный типы в соответствии с оформлением первого компонента. Такая классификация логически вытекает из всей концепции сложных слов Я. Гримма, основой которой является его учение об истинном и неистинном типах словосложения (см. выше).[159]
Ф. Диц воспринял от Гримма принцип деления по тому, к какой части принадлежит первый компонент сложения. Однако, поскольку выделение двух способов образования сложных слов («истинное» и «неистинное» словосложение, по Гримму) никак не связано в романских языках с формой первого компонента, классификация Ди—ца оказывается противоречивой. Она не может уже служить выделению двух типов словосложения, как классификация сложных слов в немецком языке Гримма, и само учение Гримма, которое воспроизводится Дицем в общей части раздела о словосложении,[160] в классификации уже никак не отражается. Схема Дица также не служит выделению структурно однородных типов сложных слов, чему мешает сам принцип деления, несмотря на то, что автор часто нарушает его. Так, напр., тип boquiancho он относит к сложению существительных, а такие слова, как turbamulta, avutarda, в которых также первым компонентом является существительное, он относит к сложению с прилагательным, очевидно, видя структурную разницу двух типов и не желая их смешивать, а также не считая себя вправе разорвать такие близкие по способу образования слова, как buenandanza и avutarda. Однако даже эти нарушения основного принципа, а также дополнительное деление по отношению между компонентами не дают возможности выделить модели словосложения. Так в одну группу попадают casapuerta, gallipuente, maniobra, zarzarrosa и пр. На непоследовательность классификации Дица указывали многие лингвисты, в частности Дармстетер,[161] который, кстати, дал критику и самому принципу группировки сложных слов по частям речи их компонентов.
Классификация по тому, к какой части речи принадлежит и как оформлен первый компонент, встречается, между прочим, в некоторых сравнительных грамматиках индоевропейских языков, напр. у Бругманна.[162]
Следует отметить все же, что обычно классификация по морфологическому принципу исходит из принадлежности к определенной части речи обоих компонентов сложения, а не только первого. Примером может послужить классификация Мейер—Любке, который, разделив сложные слова по способу образования на неистинный (Worteinigung) и истинный (Wortfugung) типы, классифицирует далее и те и другие по их морфологическому составу с учетом характеристики обоих компонентов. [163]
Необходимо подчеркнуть, что некоторые классификации, основывающиеся на морфологии сложного слова, не учитывают такие факторы, относящиеся к морфологической структуре, как, напр., соединительная гласная. Это часто заставляет их объединять различные по своему строению сложные слова. Так, Монлау[164] зачисляет в класс композитов, образованных путем сложения двух существительных, такие разнотипные слова, как maniobra и salpimienta; к сложению двух прилагательных он относит такие неоднородные образования, как anchicorto, plenipotenciario, sacrosanto. Очевидно, что при делении сложных слов по морфологическому принципу должен приниматься во внимание весь морфологический состав слова.
В испанском языке классификация по морфологическому признаку может частично быть использована при делении сложных слов синтаксического способа образования. Так, когда речь идет о сращении определительных словосочетаний, выделяется комбинация слов, принадлежащих разным частям речи, напр. «существительное + прилагательное» (nochebuena), «числительное + существительное» (milhojas) и пр.
При делении сложных слов синтаксико—морфологического способа образования этот принцип неприменим, так как в испанском языке возможны разные словообразовательные модели при одном и том же морфологическом составе (ср. bocacalle, compraventa).
