«Комиссар солдат матом кроет». Ты улавливаешь разницу?
– Не очень.
– Вот и я говорю – великий язык.
– У нас тоже был Гёте.
– Это правда, но Гёте можно понять. У него, скажем, юный Вертер умирает от любви. А у них Пушкин говаривал: «Нет, весь я не умру». Вот как можно умереть частично?
– Не знаю.
– И я не понимаю. А другой их поэт сам честно признал: «умом Россию не понять».
– Верно, – согласился Вальтер. – Это мне близко и доступно. Здесь вообще ничего умом не понять.
– Дело в том, – вкрадчиво произнес Оттобальт, понимая, что на него возложена ответственная миссия договориться с драконом, – что у нас есть проблема похлеще варваров. То есть за истребление и уничтожение бруссов мы, конечно, признательны и сейчас же оговорим меню праздничного ужина, но хотелось бы узнать поточнее относительно ваших планов на предмет ее величества.
Морунген остолбенел.
– То есть собираетесь ли вы решать этот вопрос категорически и радикально – или мягко и поэтапно?
– Дракон не понимает, – громким шепотом сказал Мулкеба.
– Почему? – уставился на него Оттобальт.
– Он еще не покормлен.
– Понятно.
Как раз в эту минуту в пиршественный зал и вошел долгожданный повар:
– Звали, ваше величество?
– Да, Ляпнямисус, выслушай гостей и приготовь наилучшим образом все, что они изволят попросить на ужин, то есть на обед. То есть я имею в виду и ужин, и обед, и завтрак, и промежуточные трапезы. Потому что если они проголодаются, то попросту сожрут всех, Душара их задери! И это нужно учитывать. Хруммса! Не переводи!
Повар склонился перед королем и не без опаски приблизился к гостям. Морунген оживился:
– Нас будет пятеро.
Сделав широкий жест, описавший добрую половину Упперталя, он пояснил:
– Еще трое подойдут позже.
Хруммса перевел.
Король откинулся в кресле и стал хватать ртом воздух.
– Спокойно, ваше величество, – призвал его маг. – Должны же они там закончиться.
– Я уже начинаю в этом сомневаться, – просипел король.
Повар Ляпнямисус с некоторым удивлением водил глазами, изучая все загадочные пассы Дитриха, и записывал его пожелания, макая заточенную палочку в воду.
– Свиные тушеные ножки, квашеной капустки, пива бы…
– Эля, – перевел Хруммса. – Но крепкого и хорошего. И пупунчикские ножки с квашеной пусатьей.
– Колбасок жареных. А еще, скажем, из французской кухни – салат крабовый, сыр с голубой плесенью, а можно и «Бонифас» с грибами, гуся с вареньем и шкварками…
– Из хаабской кухни – салат из бамбаньерских крабов, деликатесные пыр-зик-саны, толстенького усякра, политого вареньем и в собственном поджаренном сальце.
– Пусть не учат Вапонтиха плавать, – буркнул довольный повар. – Сообразим в лучшем виде. Они про своих сырых неприготовленных девственниц навсегда забудут.
– Хруммса! Не переводи! – застонал Оттобальт. – А то они надолго у нас останутся питаться.
– Это мысль, – оживился Мулкеба. – Дракон на дотации.
– Придушу, – пообещал король. – Хруммса! Не переводи.
Тем временем Морунген завороженно следил за действиями повара.
(СПРАВКА: в Уппертале в качестве письменных принадлежностей используют остро заточенные щепки чернильного дерева, которое в огромных количествах произрастало на территории Юккена; чтобы что- нибудь написать, необходимо обмакивать палочку в обычную воду. Вода впитывается, красящие вещества растворяются и оставляют след на бумаге. У этого предмета лишь один существенный недостаток – пальцы так же хорошо окрашиваются в черный цвет, как и бумага. Древесину чернильного дерева Упперталь менял в Юккене на соль и металл.)
– А что это такое, можно узнать? – потянулся немец к диковинному предмету.
Повар с сожалением посмотрел на дикого драконорыцаря, росшего, вероятно, вдали от цивилизации. Вздохнул сочувственно. Однако протянул палочку.
– Юккенское пумпало, мы им пишем. Рисуем вот эти знаки на бумаге. Вот так и вот так. Хруммса, хихикая, перевел.
