Миша недовольно посмотрел на часы — стоят уже одиннадцать минут.
— Эй, Гилад, ты, кажется, уже отлил! — сказал он, не высовывая носа из машины.
Гилад не успел ответить — за него ответил командир патруля:
— Сейчас — допьем и поедем…
— На твоем месте я бы тут не маячил… — сказал Миша.
— Эй, ты что-нибудь видишь?
— Ни хрена не вижу! Но вот твою задницу могут видеть очень многие…
Ави рассмеялся, легко и беззаботно, как и все, что он делал до тех пор, пока не началась война.
— Тогда не дергайся! Даже если я сейчас сниму штаны и выставлю напоказ свою тощую задницу — муслики все равно не смогут в нее попасть, у них нет настоящих снайперов. Тем более — рядом их нет.
Может, оно и так. Но Миша все равно не рисковал бы, он хорошо помнил тот случай, когда на чек- пойнте расстреляли десятерых, из них девятерых насмерть. Как потом стало известно разведке, работал, скорее всего, русский наемник, бывший «афганец». Что мешает объявиться здесь и сейчас еще одному такому снайперу?[73]
Было жарко… Жарко настолько, что было нечем дышать, а по спине ползли струйки пота, они ползли очень медленно, а почесать спину было нельзя из-за бронежилета. Вздохнув, Миша оторвался от наблюдения, снял с пояса большую, едва не в два раза больше штатной флягу, отвинтил колпачок — и с наслаждением приложился к ней, глотая теплую, чуть подсоленную для компенсации выходящих с потом солей, воду.
Ави кашлянул, как будто поперхнулся пивом, забулькал, Миша опустил флягу и с ужасом увидел, как медленно-медленно, как в замедленной киносъемке, его командир падает на водительское сиденье, цепляясь руками за рулевую колонку, за спинку сиденья. Он смотрел прямо в глаза рядовому Мише Солодкину, а тот смотрел в глаза своему командиру и ничего не мог изменить.
Потом Гилад — дурак! — потащил командира из машины, чтобы уложить его на дорогу и оказать помощь. Господи, он что — не понимает?!
— Назад! Ложись!
Упал и Гилад, нехорошо упал, с размаху, стукнувшись о броню машины — и Миша понял, что попали и в него тоже…
Следующие его действия были чисто инстинктивными и, как показал дальнейший ход событий, правильными. Он должен был оставаться в машине, под прикрытием брони и вызвать по рации подмогу — но он был поселенцем и действовал как поселенец. За редким исключением у поселенцев нет бронированных машин, и при обстреле они прячутся за машиной, а не в ней. И поэтому он поступил так, как поступил бы его отец, схватив автомат, он выпрыгнул из машины и залег за ней, прикрываясь массивным колесом и держа автомат наготове.
Но больше не стреляли. Только видно было мучительно вытянувшееся, с распяленным ртом, как неживое, лицо Гилада, которого не иначе как сам черт рогатый толкнул выйти по малой нужде именно здесь. А он не видел, откуда стреляли, черт, он даже не слышал звука выстрела… глушитель?
Но кое-что он сделать все же мог.
Положив автомат рядом с собой, Миша пополз под машину, ухватил Гилада за что-то и потащил на себя, тот застонал, выругался.
— Терпи…
Тащить было тяжело. Очень тяжело, он должен был протащить под машиной раненого, в бронежилете, и хорошо, что не с рюкзаком, а он, как назло, за что-то зацепился.
— Да……!
Миша выругался, как имели обыкновение ругаться только евреи, совершившие алию из России — и упоминание неведомой, но чудотворной матери как всегда помогло. Он все же протащил Гилада и вытащил его прямо на дорогу, вытащил, чтобы спасти, и теперь снайпер не мог их уже достать. Гилад только тихо стонал…
— Держись…
От одного вида, что две пули сделали с его ногами, становилось дурно. Как минимум одна попала в артерию, и кровь буквально хлестала, когда он тащил его, эта кровь лилась на дорогу, оставляя черную полосу липкой, черной грязи…
Надо было вытаскивать других — но если это делать, Гилад точно умрет от кровопотери. Поэтому Миша в первую очередь занялся тем, кого вытащил, дав себе зарок спасти хотя бы его.
Жгут в аптечке был только один, он перетянул им только одну ногу, на вторую он израсходовал ремень своего автомата, правда, и кровила она намного меньше, так что должно было хватить. Напоследок он ощупал бронежилет Гилада и нашел третью дыру от пули… бронежилет держал 7,62 АКМ, оружие его отца и палестинских фидаинов… а вот перед снайперской пулей спасовал, скорее всего, бронебойная…
Бронежилет долой, индпакет — на рану, легкое, похоже, не задето, выходного отверстия тоже не было — но он на всякий случай наложил на рану в первую очередь и кусок полиэтилена, чтобы, если легкое все же задето, перекрыть доступ воздуха в рану. Потом он попытался посадить Гилада, прислонив его к колесу, но он застонал, и Миша решил, что пусть лучше лежит. Если стонет — может быть, и выживет.
Теперь надо было вытаскивать других, но он не знал, как это сделать. О том, что снайпер ушел и дорога к раненым свободна, он не мог и мечтать — снайпер там, и он ждет его, последнего, четвертого члена патруля. Шашка! В машине была дымовая шашка, если он ее бросит — то не даст снайперу стрелять! И надо вызвать помощь — он и так нарушил устав, помощь надо было вызывать в первую очередь…
На коленках рядовой Солодкин заполз в машину, стараясь не светиться в окнах, достал трубку автомобильной станции связи, она могла добить даже до Иерусалима, но в этом не было никакой нужды. Ему надо было просто вызвать помощь, связаться со штабом батальона и сказать, что происходит. Трубка рации скользила в липких, мокрых руках, начинало потряхивать — но он безошибочно нащупал нужные кнопки, выходя на канал, который по уговору использовали только для экстренной связи.
— Всем, кто меня слышит, всем, кто меня слышит! — У него не было времени запрашивать базу, ему нужно было ближайшее подразделение достаточной численности или просто находящаяся на патрулировании боевая машина с достаточным количеством солдат внутри или вертолет. — Я патруль- девять, нахожусь на дороге западнее Бани Сулайя, обстрелян снайпером! Я остался один, командир убит, остальные ранены…
Рулетка! Он передавал сообщение на открытом канале… не шифруя, этот канал постоянно слушали боевики, и, если никто не придет к нему на помощь, если боевики успеют первыми, они убьют его и добьют Гилада… но он рассчитывал, что его услышит кто-то из патрульных, спецназ, господи, из охраны аэропорта, который располагался неподалеку, и окажет помощь…
И он выиграл. Даже дважды!
— Всем уйти из эфира, я Девятый-главный, — почти мгновенно отозвался их комбат, слышимость была прекрасная, снайпер не догадался срезать пулей антенну, — станция, дававшая «всем, кто меня слышит», прошу повторить!
— Я девятый патруль, попал в засаду западнее Бани Сулайя, на трассе, машина остановлена, нахожусь под обстрелом снайпера, командир убит, остальные члены патруля ранены! Прошу срочной помощи!
— Патруль-девятка, понял тебя. Сообщи — тебя сейчас обстреливают?
В небо с хлопками начали взвиваться Кассамы, рядовой их не увидел — услышал, любой израильский солдат знал, с каким звуком взлетает Кассам, но рядовой Солодкин был одним из немногих, кто мог слышать этот звук так близко…
— Шлили[74], девять-главный, снайпер больше не стреляет! Массированный пуск Кассамов! Наблюдаю массированный пуск Кассамов, массированный пуск Кассамов восточнее меня, очень близко! Массированный пуск Кассамов!
— Понял тебя, девятка-патруль, массированный пуск Кассамов. Ты наблюдаешь грязнуль
