Павла слушала знакомые слова песни. Ей нестерпимо захотелось сейчас умереть не так. Совсем не так! Не в постели под звуки заезженной пластинки, а в настоящем бою. Ей хотелось ненавидеть, чувствовать режущую боль, яростно схватившись с врагом. Взглянуть в глаза тем, кто отберет у нее ее жизнь. И еще захватить несколько из них с собой в небытие. Музыка играла, а темнота уже густела в ее глазах…
Сквозь дрему Павла услышала женский голос.
— Ах! Павлик! Павлуша! Еще, еще! Глубже, счастье мое! Еще! Да-а-а-а! А-а-а-а!
Павле было хорошо. Так хорошо, как ей не было никогда в жизни.
— Пашенька, дава-а-а-ай! Паааашенька сильнеееей!!! Ааааоооооууууууыыыыы! Оооох!
В этот момент Павла почувствовала восторг и сладкую боль. Успев приоткрыть веки, она на мгновение увидела расширенные глаза какой-то женщины, тянущей к ней свои губы. Почувствовала губами жгучий поцелуй этих губ и потеряла сознание.
Часть первая
Проснувшись, Павла повернулась на кровати. Кровать жалобно скрипнула пружинами. В комнате был полумрак. Павла удивленно подняла голову и увидела металлическую спинку с железными шариками. Это была не ее кровать! Она быстро вскочила. Кровать находилась необычно низко для ее глаз. Павла протянула руки, трогая спинку, и испуганно охнула. Руки! Широкие мозолистые лапы с набитыми на другой стороне костяшками. Руки были, чьи угодно, но не ее! Рядом стоял стул. На нем висела странная военная форма с голубыми авиационными петлицами, на которых матово мерцало по три красных эмалевых кубика. Павла быстро оглядела комнату, и, увидев в углу зеркало, опрометью бросилась к нему.
— Не-е-ет!!!
Из рамы на нее смотрел испуганный взгляд симпатичного молодого парня, стриженного ежиком, одетого в какую-то белую рубашку с открытой шеей. Быстро скользнув взглядом вниз Павла увидела огромные босые ноги, торчащие из таких же белых штанов с завязками. Ширинка штанов подозрительно топорщилась. Павла в ужасе запустила руку в ширинку и издала громоподобный вой.
— Аа-а-а-а! Что же это-о-о-о?! За что-о-о-о-о!!!
Из ширинки выпало наружу то, чего там, у женщины не должно было быть по определению. Всегда стойко встречающая свои беды женщина, впервые в жизни страстно захотела помолиться, чтобы оказаться умирающей от рака в своей квартире, или пусть даже умереть прямо тут на месте, только умереть самой собой – Павлой. Невысказанная мольба так и не была никем услышана.
Павла рванулась к увиденному ею командирскому ремню с кобурой, мирно висящему на стуле. Рывком открыв кобуру, она выхватила лежащий там пистолет. Им оказался знакомый ей по стрелковой секции ТТ. Она резко приставила ствол к голове и нажала на спуск…
Курок сухо щелкнул. В отчаянии Павла выщелкнула магазин. Тот был пуст. Она торопясь вытряхнула на пол кобуру, из которой выпал еще один пустой магазин. Павла села на кровать, и горько зарыдала.
Впрочем, плакать она совсем не умела, поэтому спустя минуту, она утерла глаза рукавом, и уже чуть более спокойно осмотрелась. Сняв со спинки стула командирский китель, Павла открыла карманы, нашарила полевую сумку и высыпала все вещи на кровать. Перед ней на кровати лежало командирское удостоверение, множество странных денежных купюр, пачка каких-то документов, узкая картонная папка с бумагами, и фотокарточка смутно знакомой женщины. Она вздрогнула узнав, виденное во сне лицо. Щеки Павлы запылали, когда она вспомнила слова и звуки, издаваемые этой женщиной. Перевернув фотокарточку, она прочла. 'Пашеньке от Симы, 1 мая 1939 года'. Голова у Павлы слегка заболела. Открыв удостоверение, Павла нервно прочитала 'Колун Павел Владимирович, дата рождения 01 мая 1917 года – Старший лейтенант ВВС РККА'. С черно-белой фотокарточки на нее глядело спокойное волевое лицо человека, недавно виденного ею в зеркале.
Удостоверение выглядело почти новым, ни малейшего следа замусолености, просто один угол немного помят. Дата выдачи документа была 30 ноября 1938 года. Павла задумалась. Последний раз она читала фантастику очень давно. Сюжет 'Машины времени' Уэллса она помнила смутно, но понять, что она оказалась в чужом теле летчика из прошлого, ей оказалось не слишком сложно. Напрягая память, она вспомнила, что форма без погон использовалась в Красной армии вроде бы до 1943 года. Внезапно её обожгла мысль – 'Война! Скоро война начнется!'
В этот момент за дверью раздались чьи-то шаги и громкие голоса. Павла испуганно съежилась. Ей показалось, что сейчас ворвутся вооруженные люди и арестуют ее. Звук упавшей кухонной утвари перекрыла длинная матерная тирада, и тишина снова вернулась. Павла собралась с духом, и стала перебирать остальные вещи военного. Сложенная вчетверо бумага оказалась отпускным удостоверением на то же имя. Срок отпуска был указан 10 суток, с 20 по 29 мая 1939 года. Павла судорожно оглядела комнату в поисках календаря, тот оказался у нее за спиной над постелью. На отрывном календаре значилось 23 мая 1939 года.
Павле стало ясно, что теперь ей придется жить мужчиной. Она тяжело вздохнула, и снова чуть было не заплакала. В этот момент в дверь вежливо, но настойчиво постучали.
Только сейчас Павла расслышала приглушенный звук дверного звонка, похожий на трещание старинных телефонных аппаратов. Стук в дверь повторился, послышалась какая-то возня. Из-за двери в комнату жеманный женский голос, с заигрывающими интонациями проворковал.
— Павел Владимирович, вставайте! К вам тут гости пожаловали!
Несостоявшуюся самоубийцу настиг ужас. Примерно полторы секунды она сидела с открытым ртом, словно ударенная пыльным мешком по голове. Потом опрометью, будто в свадебное платье нырнула в лежащий на кровати китель. Почувствовав, что одевает его задом наперед, с сопением провернулась в нем штопором. На ходу застегивая пуговицы рукавов, уже хотела кинуться к дверям, как вовремя увидела свои новые босые ноги в кальсонах. Ругнувшись в уме на собственную глупость, она прыжком завалилась на жалобно скрипнувшую кровать, и рывком всунула ноги в темно-синие комсоставовские галифе, негнущимися пальцами застегнула ширинку.
Звук, захлопнувшейся входной двери добавил Павле ускорения. Прямо так, без носок путешественница во времени впрыгнула в высокие сапоги. К счастью, ежегодные поездки в колхоз на рубку капусты приучили Павлу быстро одевать керзачи любой степени убитости. А тут, вместо ободранной до белизны резино- брезентовой гармошки, были красивые блестящие сапоги из настоящей кожи. Уже на ходу застегивая ремень портупеи, и путаясь в перекидывании лямки через плечо, Павла устремилась к двери в комнату. Поравнявшись с зеркалом, она, мельком оглядев себя, споро застегнула ворот, и, как в каком-нибудь старом военном фильме, согнала себе за спину собравшиеся вокруг ремня складки. Глядя на свое отражение, Павла почувствовала себя шпионкой.
Вероятно, за эту последнюю минуту, она успела поставить рекорд быстроты одевания незнакомой военной формы, никогда ранее не делавшим этого гражданским лицом. Из коридора послышался сначала невнятный бубнеж нескольких человек, потом негромкий звук вытираемых о коврик сапог. Когда эти звуки стихли, послышался чей-то озорной веселый бас.
— Ну, ведите хозяюшка! Как вас по батюшке? Агриппина Михайловна? Очень приятно! А меня Сергей Васильевич. Можете просто по имени звать. Мы с Павлом полгода вместе, к крылу крыло, летали. Вот так- то. Сюда идти? И где тут у нас гроза всех японских самураев обитается? Паша! Детинушка! Где ты, выйди,
