то пока не спытаешь, никто тебе не скажет. Длинный тот, Глеб Евгеньевич, говорил, что от восьмидесяти, до ста пятидесяти килограммов должны давать тяги. Но кто ж это заранее скажет-то.
— Да-а-а, дядька! Ну ты и колдун. Всего ведь неделю, как расстались, а ты уже четыре двигателя собрал. А работать они как будут, где у них мотогенераторный узел?
— Не суетись, Пашенька, все у них есть. Вон туда глянь.
Посмотрев в указанном направлении, Павла увидела пару немаленьких аккумуляторов с явно очень мощными электромоторами.
— Ну что, 'огнелетчик'. Все теперь понял?
— То есть, выходит, сразу два самолета по паре движков ставить можно. А компрессор прямо от основного двигателя запитан будет. Так что ли?
— Так, да не так. Запчастей еще штуки на три двигателя есть. Можно было бы и их собрать, если б по мелочи все недостающее добавить. Но сейчас я тихонько сижу, пока тут все не уляжется.
— Ну, дядька!
— Павлуша! Гляди у меня, от радости стол не сверни. Все поглядел, ну и поехали отсюда. Если Сонька тебя отпустила, значит, нечего ей тут глаза мозолить. Да и червяка нам пора заморить.
Обратно ехали молча. Павла в уме сводила баланс своих успехов и неудач. А кустарь-одиночка словно бы почувствовал ее состояние, и тоже помалкивал. В квартире Михалыча ничего не изменилось. На сковороде в этот раз вместо яичницы шкворчала жареная на сале картошка с луком. Тревоги и заботы Павлы словно растворились в этом шкворчании, и она впервые за эти дни почувствовала покой.
— Не на свадьбе сидишь, ешь, давай! Хотя, и, правда, что-то засиделся ты, Пашенька, в бобылях- то…
— Михалыч, не замай. Вот лет через шесть-семь можно будет и семью заводить и детей растить, если еще будет с кем. И не рычи, ем я, ем.
'Опять вру. Никакая семья мне не светит. Ни там у меня ее не было, ни здесь мне не сподобится. Бороться – вот моя судьба. А надо будет в землю лечь, уж постараюсь это сделать с большим смыслом, чем в том моем проклятом будущем. Эх, если поскорее б на пару истребителей эти новые Тюльпаны поставить да в боевых условиях их испытать. Э-э-э-эх! Но сейчас нужно очень аккуратно все делать. Главное, без глупостей. Хотя, как без них делать-то, ничего и в голову не лезет. Шила ведь в мешке не утаишь'.
— Х-хе. И чего это ты Паша, своим деткам не спешишь, свое родительское слово передать? А? Всё планы свои агромадные строишь… Своей-то ведь судьбы никто не ведает, а ну как это последние спокойные годы у тебя выдались.
— Вот потому и не спешу, дядька. Что эти последние годы для дела использовать надо. А дети… Ну родят сейчас жены офицерские детей. А на долю тех жен, да и на долю детей их, может, такие скоро муки выпадут, что лучше бы и не рожали их.
— Тьфу на тебя, Паша! И что за язык-то у тебя дурной! Ну разве ж можно о таких страстях заранее говорить. Что будет, то и будет! И неча, допрежь времени беду кликать!
— Я тебя дядька очень уважаю, но иногда ты меня просто поражаешь. Если у тебя дом деревянный, ты что же это ни песка, ни воды на случай пожара, пока дымом совсем не потянет, и запасать не станешь?
— Ну не мешай же ты, Павлуша, все в одну кучу-то! Оружье клепать и землю оборонять-то, или детей рожать да растить, ну вовсе ведь разное дело. Одно с другим никак не связано. А ежели, по-твоему судить, то и вовсе скоро вымрет держава. Перестанут бабы рожать, так через полвека не только воевать некому станет, но и вооружать защитников народ переведется.
— Я ж не про всю Россию, а про тех, кто раньше всей страны хлебнуть может. Вот ты скажи, сколько километров от Житомира, где я служу до государственной границы?
— И к чему ты об энтом спрашиваешь?
— Всего-то километров триста, Михалыч. А знаешь ли ты дядька, что радиус действия, даже не дальней, а той же фронтовой авиации составляет те самые триста километров. А?
— Хм. Ну, а ты-то сам на что? Вот ты свой Житомир и защити. Иначе, на кой хрен народ вас кормит, поит, одевает и вооружает?
— Того, кто под моими крыльями окажется я, как сумею, прикрою. Надо будет ради этого самому под огонь подставиться, подставлюсь. А вот чтоб ты понимал чуть лучше возможности ВВС, я тебе эту картину немного поярче обрисую. У тебя в доме мыши или крысы водились когда-нибудь?
— Давненько у мамки в хате были, да повывели их всех.
— А сколько нужно котов чтобы тех мышей извести?
— Да одного и хватит, если конечно не ленивый, да умный.
— А вот теперь представь, что вместо одного умного у тебя их пять, но все только-только от материнской сиськи оторвались. А мыши, наоборот, огонь и воду прошли, и с парой-тройкой котов переведались, да живы остались. Ну и много такие коты, таких мышей наловят?
— Да те коты больше друг с дружкой куролесить будут, чем мышей ловить.
— Правильно! Вот и наши ВВС такие же. Вроде и много их, и не ленятся, а вот мозги, как у тех котят.
— Вот тебе и раз. Есть же вроде и у нас опытные, ну те, кто воевал. Да вон хоть ты сам.
— У отдельных людей опыт есть. А мозги, дядька, это ведь опыт, знания и умение управлять не только самим собой, но если понадобится и другими. У меня это есть. Вот только никто мне не позволит поменять уставы ВВС, и действующие инструкции, пока решение в Москве не примут. Нету, если по- честному, в наших ВВС, ни моих мозгов, ни моего опыта. Я ведь даже не один из пяти котят, а так, малая частичка его. Ну, допустим, у меня под началом целая эскадрилия, это дюжина самолетов. Да, я знаю, как правильно бить врага и самим в живых оставаться. Но если те, кто отдадут мне приказ, ни хрена в воздушных боях не понимают, значит и мои мозги мне тут особо не помогут. Конечно, в какой-то мере смогу я их использовать, но только уже когда придется с врагом в карусели вертеться. А коли прикажут мне строго на километровой высоте над городом крутиться, чтобы, значит, было лучше видно начальству, как это я Житомир от вражьего налета прикрываю. Вот, и буду я летать над городом до первой вражьей атаки со стороны солнца. Выполню приказ, зато собьют меня безо всякого толку. Не выполню приказ – под трибунал меня сразу отдадут. И так и эдак, у страны одним опытным пилотом меньше станет. А врагу от таких приказов сплошная польза. Теперь понял ты, дядька, каково это уметь воевать, но приказами и инструкциями по рукам и ногам повязанным быть?
— Да-а-а. Ну и дела! Ну, а бабы-то с детишками, причем тут?
— А при том, что жена красного командира, по месту службы с мужем обитает. И вот, когда враг начнет Житомир полутонными бомбами с землей мешать, я не хочу, чтобы дети под бомбами гибли! Ни чьи дети, значит и мои тоже. А еще, чтоб ты знал, темпы наступления механизированных частей через пространство, не защищенное долговременными укреплениями, могут достигать от шестидесяти до полутора сотен километров в сутки. Понял, к чему это я?
— Да неужто, за три дня от границы до Житомира твоего дойдут?
— Нет, за три дня, наверное, не дойдут. А вот дней за пять могут и справиться, но есть и другая арифметика. Чтобы эвакуировать в глубокий тыл хотя бы половину гражданского населения того же Житомира потребуется от двух недель до месяца. Ну как, сравнил два числа?
— Вот и поговорили. И где ж тебя сердешного так умучали-то? Вроде и 'страсть огненную' он испытывал, и с парашютом вон сигал, а жить да детей растить боится человек. Мда-а. Феномен.
— Прости, дядька. Но мне сейчас сперва о деле думать надо. Пока поезд мой совсем еще не ушел…
Поиски рекомендованного Шияновым майора Скрынникова оказались нелегкими. Прежде всего, выяснилось. Что, как такового, летного училища в Харькове не было. А что же тогда было? А было военно- авиационное училище летнабов и штурманов, в котором майора Скрынникова, к огорчению Павлы, не оказалось. В авиационном отделе штаба округа Павла уже час с лишним мозолила глаза и уши дежурному, пока тот взятый измором, наконец-то, не вспомнил, что, оказывается, есть еще авиационное отделение Харьковского Военного пограничного училища НКВД им.Дзержинского. Павле повезло поймать машину от штаба округа, и уже через полчаса, буквально в дверях аудитории, она успела отловить, идущего на
