найдете, с двух часов и часов до шести я никуда не уеду. Можете пока по школе прогуляться, когда разберетесь с предложениями, подходите.
— Товарищ майор. А разрешите мне, пожалуйста, еще и самому здесь в Школе некоторые занятия посещать?
— Хм. Сначала надо вам график ваших занятий составить, а вот уже потом можно будет и по графику посещения других занятий договариваться. Вам все понятно, товарищ старший лейтенант?
— Так точно. Разрешите идти?
— Идите.
— Павел, далеко-то не убегай. В коридоре меня подожди.
Пока Вершинин о чем-то договаривался с Коробицыным, Павла успела прочитать расписания занятий. Из всего многообразия предметов в качестве направлений повышения собственной квалификации ее заинтересовали целых пять. Радиодело, стрелковое вооружение самолетов, бомбовое вооружение самолетов, гидропневматические системы и электрохозяйство самолета.
'Да-а-а. За эти семь-восемь дней все вот это мне точно не освоить. Хотя, если вообще по ночам не спать, может чего-нибудь на троечку и выучу. Угум. Выучу. Только раньше скорее коньки отброшу. А ведь мне еще и свои предметы тут читать придется'.
— Стоишь? Ну пойдем, Паша, немного прогуляемся.
Отойдя от здания метров на сто, комиссар снова пристально поглядел в спокойные глаза подчиненного.
— Сергей Ильич, а чего у них здание такое неудобное?
— Так в Скоморохах их старое здание сейчас временно под общежитие выделили, а новое все еще строят. Вот доделают, тогда…
— Сергей Ильич, я все понимаю. Много чего за мной тут в гарнизоне было. Но я очень прошу, подскажите, что мне нужно сделать, чтобы снова ваше с комполка доверие вернуть?
— Как ты все-таки быстро вырос, Пашка. Да-а. Сдается мне, ты сейчас стал сильно на отца своего похож. Хоть ты его и помнишь плохо, но наверняка он вот таким же, как ты сейчас был. Кем он…
— Сергей Ильич. Я вас очень прошу не надо об этом.
'А то еще пара слов и я прямо как двоечница в кабинете директора разревусь. Не потому, что это тяжелые воспоминания для меня. А потому, что нету этих воспоминаний. Кроме старой фотографии, где совсем зеленый мальчишка Колун с матерью и отцом веселые на каком-то празднике. Ничегошеньки-то я о 'своей' юности не знаю. Отец был на том снимке одет в форму речника. Судя по всему, погиб он вместе со своим судном. Но рисковать я, все же, не хочу. Если те силы, что забросили меня в тело этого парня, хоть немного меня берегут, то будет у меня еще время для выяснения всей своей биографии. Ну, а если нет, то придется мне потерю памяти симулировать. Хотя вот этот спектакль наверняка станет моим бенефисом'.
— Ладно, не будем память бередить. Доверие к тебе не сразу, конечно, но вернется. Просто делай свое дело, и в душе камня не держи. Чувствуешь, что с катушек съезжаешь, подойди и скажи. Лучше самому себя в таком деле сдать, чем по углам таиться. Понял меня, Павел? Вот так-то. И вот еще что. Ты мне сам, Паша, скажи, тебе-то какая-нибудь помощь сейчас от нас с Петровским требуется?
— Да пока не знаю, Сергей Ильич. Идей-то у меня много. А вот с какого конца за них браться, тут еще разобраться нужно. Хотя… я прошу вашего разрешения на посещение местного управления НКВД. Меня-то они все равно в покое не оставят. Так лучше уж я сам тогда время для этих встреч выбирать буду.
— Ты, Павел…
— Простите, что перебью, Сергей Ильич. Я обещаю вам и Василию Ивановичу, что ни о ком ничего докладывать не стану. И о службе рассказывать не буду без письменного разрешения командования. Слово даю, так все и будет. Но вот ту, свою начатую тему я хочу постепенно к результату двигать. Ждать, сложа руки, когда там начальство примет решение, я считаю делом бессмысленным. Только для этого и хочу я с ними встретиться. Пусть уж и они нашему делу помогают. Не все же нашим летчикам перед ними свой социалистический долг и обязанность советского гражданина выполнять. А если кто из ребят увидит и спросят обо мне. Скажите им, что, мол, Колун разных глупостей наделал, вот и расплачивается за это.
— Слово даешь? Ладно, Паша, действуй, как решил. Но ты, там, все же, поосторожнее будь. С органами шутить не надо.
— Не волнуйтесь, Сергей Ильич. И еще по производству у нас здесь учебных пуль, нужно что-то придумывать. Тут мне ваш совет может очень ценным оказаться.
— Ну, а про это не переживай, придумаем. Тем более что нашей же бригаде потом всеми этими новинками пользоваться придется…
Своей буйной зеленью Житомир явно превосходил индустриальный Харьков. По всему было заметно, что лето здесь уже в самом разгаре. Влажный воздух впитал в себя и запах расцветающих садов, и свежий воздух со стороны полноводной реки Тетерев. Несмотря на будний день в городе работало множество танцплощадок. Русский говор отдыхающих причудливо переплетался с украинским. В округе сквозь отголоски музыки разносился веселый смех и тех, кто в этом году вышел на очередные каникулы, и выпускников, кто уже попрощался с законченной учебой навсегда.
'Угу. 'Городок провинциальный, летняя жара…'. Прямо как в той песне. Только что год пока еще не 41 -й. Танцуйте ребятки, танцуйте. Сама я за свою жизнь так и не научилась танцам. Многому чему я в жизни научилась, а вот этому так и не сподобилась. А вот музыку я очень люблю, хоть сама ни на чем играть и не умею. Но песни я бы с удовольствием попела, вот только одной это делать как-то глупо будет. Ничего, война начнется, придется мне между боями и песни попеть. Чтобы боевой дух поднять. Тьфу, на меня! Как говорит Михалыч. Снова я беду кличу. Гм. А что мне еще делать, кроме как к бою самой готовиться и других готовить. Вот только рассказами о близкой войне мешать людям отдыхать мне что-то совсем, совсем не хочется. Пусть танцуют пока. А у меня и более важные дела есть. Я же сама себя в 'гробовые гвозди' записала, вот и будем соответствовать. А сейчас мне лучше сесть и все обдумать спокойно. Да и весточку кой-кому черкнуть не мешало бы'.
Павла издали посмотрела на танцы и, пошла дальше искать место для эпистолярного вдохновения. Искомое место нашлось недалеко от центра города в районе Подола, где оказалось несколько скверов упирающихся в шустро бегущую речку Каменку. Чуть ниже этого места речушка вливалась в могучий Тетерев. Купив в киоске почтовые конверты и бумагу, Павла присела в скверике на скамейку, положила на колено командирскую сумку, и принялась писать. Одно письмо было адресовано Шиянову. Там описывались составленные ею планы на ближайшее будущее. Среди общих слов мелькнуло несколько аккуратных намеков. И на то, что по записке Георгия удалось не только пообщаться, но и проверить теорию практикой. И на подготовку условий для развития 'учебной стрельбы' в Житомире. Следующее письмо было Михалычу. В нем Павла, просила старого мастера беречь здоровье и тяжестями не баловаться, Марине передавался дружеский привет.
'Михалыч умный мужик, не должен глупостей наделать. А вот Марина… Только бы чудить не начала. Нехорошо мы с ней расстались, но иначе было нельзя'.
Еще одно письмо она написала Гусаку. В двух предложениях просила его организовать производство учебных пуль, гарантировала оплату и давала координаты для отправки. Над новым же письмом Павлу обуяла суровая задумчивость. Написав на конверте 'Начальнику УНКВД по Харьковской области капитану госбезопасности Кувшинову и начальнику КРО лейтенанту госбезопасности Юрасову', Павла надолго выпала из реальности, блуждая среди ускользающих идей и порожденных встревоженным сознанием запрещающих дорожных знаков. Наконец, она решилась нарушить девственную чистоту бумаги. Мысли ложились на бумагу тупыми рублеными фразами.
'…Предлагаю выйти на руководство НКВД и НКАП с запросом о предоставлении для испытаний добаботанного варианта 'Тюльпана' следующих аппаратов. Цельнометаллический истребитель И-14, и деревянный разведчик Р-10. Первых нужно четыре-шесть экземпляров в варианте перехватчика желательно с пушечным вооружением. Вторых потребуется два-три экземпляра с дюралюминиевым центропланом, с дополнительными топливными баками в крыльях, с высотным турбокомпрессором, высотной аэрофотоаппаратурой и с кислородным оборудованием позволяющим летать на высоте 11 тысяч метров. Двигатели на все машины нужны мощнее, чем М-25В. Тогда результат будет лучше. Доработка и пробные
