Демон запрокинул голову, и из его глотки вырвался рев, который был слышен и в Пальпах.
— Да что ж вы такой нервный? — всплеснул ручками специальный корреспондент. — Генсен и тот чувствовал себя свободнее — это с его-то угрызениями совести. Подумайте о нем, и вам сразу полегчает. Значит, первый вопрос: вы такой стеснительный, я бы даже сказал — робкий. Как вам удалось заработать репутацию самого грозного судьи Ниакроха?
— Я — робкий?!! — вскричал Бедерхем.
— Напишем — тяжким трудом. Читатели любят знать, что кто-то где-то тяжело трудится. Это вдохновляет, нацеливает на успех и, соответственно, увеличивает тираж. Даже не спрашиваю, согласны ли вы. Если вы мыслящее существо, то, разумеется, — да.
Второй вопрос: как вам удается совмещать должность Адского Судьи, Гончей Князя Тьмы и личную жизнь? Как ваша семья относится к вашей работе?
Бедерхем вытянул когтистую руку, чтобы схватить журналиста, но тот изящно уклонился и произнес:
— Напишем, с пониманием. Конечно, не без конфликтов, в какой же семье не случается ссор и споров? Но вы их преодолеваете вместе, дружно, сплоченно. Просвещенный читатель, на которого ориентирован журнал «Сижу в дупле», любит, когда у наших героев крепкая семья. Вам, вероятно, трудно это понять. У вас, как мне сообщали из достоверных источников, все больше междоусобицы, кровавые распри и братоубийства. Я намекну об этом во вступлении, и мы сразу будем иметь интригу: дескать, вы мне этого не рассказываете — защищаете честь мундира, а я и так знаю. Поверьте моему опыту, дружище, — подписчик любит читать между строк.
Бедерхем заскрипел.
— Вижу, у вас силы буквально на исходе. Это же надо — так волноваться. А на вид такая серьезная, внушительная фигура. Как обманчива порою внешность. Ладно, не буду вас терзать, последний вопрос. Такой, с юморком. Не хотите ли когда-нибудь начать праведную жизнь на поверхности земли? Уйти из демонов, податься в журналисты — это я шучу.
И поскольку судья только клацал зубами, сам же и ответил:
— Понимаю, понимаю. Климат не подходит. Ну, спасибо за сотрудничество. Думаю, из нашей содержательной беседы получится статья на три или четыре полосы. Вы сейчас осматривайтесь, располагайтесь. Милорд да Кассар покажет вам замок. А два экземпляра журнала с автографом и теплой дарственной надписью я вам обязательно пришлю, даже не сомневайтесь.
И бравый корреспондент, сунув под мышку кипу исписанных листочков, бодро двинулся к выходу.
— У нас не всегда так, — торопливо сказал Зелг и, с невероятным усилием припомнив хорошую фразу, добавил: — Ваша честь, милости просим. Мы вас уже заждались.
— Я прибыл минута в минуту, — сухо заметил Бедерхем. — Вот уже две с половиной тысячи лет, исключая последние двадцать семь лет разброда и смуты в Кассарии, я прибываю именно в это время — к началу Бесстрашного Суда.
— Кошмар, — кивнул Зелг. — В смысле, какая точность.
— Как вы это выносите? — спросил судья, когда к нему приблизились его давние знакомые — кассарийский голем и князь Мадарьяга. — Главное — зачем?
— Издержки пацифизма, ваша честь, — невозмутимо отвечал домоправитель.
Описывать все перипетии длинных судебных заседаний не имеет смысла. Достаточно сказать, что придворный летописец герцога Кассарийского подробно и обстоятельно задокументировал каждое рассмотренное дело и за неделю исписал убористым почерком три амбарные книги. Вместе с ним усердно трудились четыре футачика-скорописца, шестеро гномов — распорядителей чернил и перьев, два архивариуса, семнадцать переводчиков, один специалист по душевным болезням, три приглашенных юриста — доки по части редких и давно забытых законов и многие другие.
Бесстрашный Суд в этом году случился на редкость открытым: в Кассарию впервые пустили журналистов и художников, призванных освещать столь редкое и неординарное мероприятие.
Судья Бедерхем был не в восторге от этой идеи. Его протесты горячо поддерживал возмущенный Бургежа, рассчитывавший стать единственным представителем прессы на бесконечных процессах и, таким образом, располагать кучей эксклюзивного материала. Но Зелг оказался непреклонен, и шестеро виднейших репортеров Ниакроха получили разрешение на статьи и интервью.
Художники немедленно разложили свои маленькие столики, вооружились кистями, красками, углем и мелками и принялись лихорадочно рисовать присутствующих — благо колоритных лиц здесь хватало.
Особой популярностью пользовались, конечно, сам демон Бедерхем, Зелг, Такангор, Кехертус и грандиозный Думгар, рисовать которого было не только интересно, но и легко, ибо его каменная физиономия почти никогда не меняла выражения.
Карлюза позировать стеснялся, чего нельзя сказать о его осле, каковой, очевидно, возжаждал славы после памятного участия в сражении. Скалящая зубы ослиная морда постоянно всовывалась в ряды живописцев и призывно подмигивала.
Мадарьягу рисовать почему-то побаивались, хотя и без него Кассарию заполонили существа отнюдь не безобидные.
Когда вышли первые статьи в утренних газетах, в мире моды случилась форменная революция. Все знатные клиенты непременно желали иметь такой же красно-черный плащ в виде драконьих крыльев, как у герцога да Кассара. И несчастные портные никак не могли втолковать им, что для этого необходимо обзавестись такими же связями, не говоря уже о происхождении.
Орки и тролли, василиски и исполины, циклопы и оборотни, вампиры и горгоны — вереницы различных тварей тянулись в замок некромантов в поисках справедливого суда.
Для молодого мага эта неделя слилась в один бесконечный день. Он не помнил, где и когда ел — и ел ли вообще; где и когда спал — и удалось ли ему это хоть раз.
Он сидел посреди замкового двора, наряженный в умопомрачительный костюм, по поводу которого Бедерхем высказался крайне одобрительно и даже изрек пророчество о перевороте в мире подземной моды. По правую руку от герцога поставили огненно-красный трон для Адского Судьи; по левую — черный, украшенный костяными воротниками василисков и драконьими клыками, — для Такангора Топотана. Кехертус занимал помост, который лично выстлал паутиной.
За спиной у судейской коллегии построили скамьи для наблюдателей, и они не пропустили ни одного заседания. Граф да Унара заявил, что это «крайне полезный опыт для короля Юлейна и всех его министров».
На верхушке трона кассарийского некроманта дымила трубкой фея Гризольда.
Ее взволнованный рассказ о несчастной похищенной душе не оставил Зелга равнодушным. Он расспрашивал о лорде Таванеле и Думгара, и Дотта, и Узандафа, но все они в один голос твердили, что, верно, произошло какое-то недоразумение.
В библиотеках ты не найдешь ответов, а только отсылки.
Лорд Таванель, говорили они, ссылаясь на различные исторические источники (каковые библиотечные эльфы тут же услужливо выкладывали перед ним, отмечая закладками искомые фрагменты), являлся членом ордена кельмотов. Того самого, некогда знаменитого, а ныне не существующего ордена, рыцари которого посвятили свою жизнь и смерть борьбе с королем Бэхитехвальда.
Один за другим уходили они в запредельный мир через врата Генсена, и никто не вернулся. Они не просто погибли в Бэхитехвальде — они канули в неизвестность. Напрасно Узандаф пытался в свое время вызвать чью-нибудь душу, призвать хоть кого-нибудь из погибших кельмотов. Напрасно искал он хотя бы безмолвную тень.
Оказалось, что могущественный некромант не властен над теми, кто пересек черту, разделяющую Ниакрох и пространство Бэхитехвальда. Оттуда не возвращался никто — ни живым, ни мертвым.
