— «Как простой бывший Великий Инквизитор» должна заявить, — придушенным голосом выдавила Ксави, затем, сделав титаническое усилие, проглотила кусок и закончила: — Не возжелай пирога ближнего своего, ибо ближний может обидеться и врезать по сусалам… Впрочем, знай мою доброту! — Мари отломила кусок от своего пирога, критически оценила — не велик ли, и вручила Джоанне. — Тем более что колбасу я тоже люблю. Между прочим, где Крошка? — встрепенулась она. — Как же он без колбаски?
— Бегает, зайцев ловит, — махнула рукой за окно Джоанна. — Устал, бедняга, в карете трястись.
— А что, тоже дело, — оживилась Мари. — Помните, как он вчера за нами гнался с куропаткой в зубах? — она прыснула: — И гавкнуть хочется, чтоб подождали, и птичку бросить жалко. Между прочим, вкусная птичка попалась! — облизнулась она.
Джоанна повертела головой:
— Тебя послушать, так это прямо не Ксави, а пищеварительный трактор какой-то!
Жак задумчиво улыбался, слушая их пикировку. Он сидел, откинувшись и глядя в окно. Мимо кареты проплывал осинник. Гибкие ветви с молодыми зелеными листьями сплетались в тонкое кружево. Время от времени из-за светло-коричневых стволов к дороге выскакивали небольшие сосенки.
— Как у нас на Луаре… — негромко сказал Ренар. — Солнышко сквозь ветви поблескивает, и ветерок листья шевелит…
— Жак, да ты лирик! — обвиняюще глянула на него Джоанна. — Ничего, вернешься на свою Луару. Женишься, хозяйство заведешь. Родишь себе штук пять маленьких пиратиков, будете шмон наводить по всей округе!
Жак смущенно рассмеялся:
— Да ладно!.. Это так — настроение. Который день уже трясемся в карете, а вокруг ни души.
— Ничего себе «ни души»! — хмыкнула Ксави. — А ось нам вчера чинил кто — призрак замка Моррисвиль? Насчет души не скажу, а тела, надо сказать, там было довольно много. Особенно в талии! — захохотала она.
— Да-а, задержала нас ось, — вздохнула Джоанна. — Все-таки края беспокойные. Надо было все же следующего обоза дождаться в селе, как Наталья Алексеевна советовала.
— Да тут ехать — всего ничего осталось! — Ксави беспечно пожала плечами. — По мне, так лучше двигаться, чем сидеть в незнакомом месте. Тем более, физиономии в этой местности не блещут христианскими добродетелями.
— Пожалуй, — согласился Ренар. — Хозяин постоялого двора уж точно не отпущением грехов разбогател. А так у нас все же три шпаги, да и зубки Фиделя кое-чего стоят. Кстати, что-то его давно не видно, — он с беспокойством выглянул в окно.
— Прибежит, никуда не денется. Он след кареты, как собственный нос изучил, — Мари попыталась вытянуть ноги. — Я сама с удовольствием пробежалась бы. Вон травка какая славная!
В этот момент карета замедлила ход и остановилась.
— Странно… Заснул наш селифан[132], что ли? — удивилась Ксави и со словами: — Это что за остановка: Бологое иль Поповка? — вылезла наружу.
Джоанна и Жак выглянули в окно. Деревья вплотную подступали к карете. Лучи заходящего солнца едва пробивались сквозь заросли. Было удивительно тихо. Впереди слышался звонкий голос Ксави и глуховатый говор возницы.
— Что там происходит? — нетерпеливо завертела головой Джоанна и спрыгнула на мягкую землю. Ренар последовал за ней.
Обойдя лошадей, они наткнулись на завал, у которого спорили Мари и кучер.
— Гляньте, куда завез нас этот Сусанин! — махнула рукой Ксави на невообразимое сплетение ветвей на дороге.
— Да что ж — завез… Нешто мы не ведаем, куды ехать?.. Завсегда так ездим. Не было тут завала. Как есть не было. Видать, созоровал кто. Али буря нанесла… — бубнил мужик.
— Аккуратная какая буря попалась, — Джоанна поддела носком сапога огромную ветку. — Вокруг — ни одной веточки, как пылесосом прошлись. Что-то мне не очень нравится этот «уютный уголок»!
Ксави окинула задумчивым взглядом окружающий их безмолвный лес.
— Да и меня морозец по коже пробирает. Ну, что ж, — она сбросила камзол и ухватилась за толстый сук, — чем быстрее мы отсюда уедем, тем целее будут мамонты. А ну-ка, Жак, впрягайся!
Вчетвером друзья начали быстро растаскивать завал. Но не добрались даже до его середины. Раздался резкий свист. Не успела Джоанна вскинуть голову, а Мари — схватиться за неизменный нож, как на них обрушилась горланящая толпа. Возница, вначале застывший от неожиданности, получил удар по голове, озверел и, ухватив крепкий сук, пошел напролом, мерно взмахивая импровизированной дубиной, как косой. Джоанна и Жак одновременно рванулись к своему оружию, оставленному у кареты. Ксави, не мудрствуя лукаво, вовсю орудовала ножом. Но перевес был на стороне врага, и после нескольких минут бешеной свалки отношения окончательно определились.
Наши герои были сложены рядком и упакованы, как высокосортная колбаса, побитые и исцарапанные, но целые, за исключением несчастного возницы. Тот с раскроенным черепом остался лежать у колеса кареты. Противнику повезло еще меньше: четыре трупа и вдвое большее число раненых свидетельствовали о том, что пиратская школа по-прежнему высоко держит свою марку. Но для наших героев это обстоятельство служило слабым утешением. Сейчас они могли только с бессильной яростью наблюдать, как враги, переговариваясь на незнакомом им языке, одобрительно рассматривали царские гербы на дверцах кареты.
— Шведы, мать их! — выдохнула Ксави, облизнув кровоточащую губу. — Вляпались, нечего сказать!
— Фиделя бы сюда, — со слезами ненависти на глазах прохрипел Жак.
— Pa forhand![133] — приказал один из шведов, судя по командному тону — офицер. Пленных подхватили и, не слишком церемонясь, потащили сквозь заросли в глубь леса.
Глава 74
Меня окружали милые симпатичные люди, медленно сжимая кольцо…
Крошка несся по лесу, распластываясь на бегу, как огромная рыже-белая птица. Вылетев на поляну, пес остановился и принюхался. Неужели он потерял карету? Только что Крошка задрал молодого зайчонка, и теперь запах крови неотступно преследует пса, забивая все другие запахи. Крошка еще раз облизал нос, потом потер его о траву, но ощущение не проходило, даже усилилось. Явственно тянуло кровью откуда-то справа — кровью и еще железом. Шерсть пса вздыбилась. С глухим ворчанием он пошел на запах и, выйдя на дорогу, настороженно остановился. У завала лежала на боку опрокинутая карета, возле нее в причудливых позах замерли на земле люди. Мертвые люди. Хозяев среди них не было.
Крошка в растерянности оглянулся, сунулся было в карету и вдруг заметил на кусте синий лоскуток. Пес втянул ноздрями воздух и радостно тявкнул — темно-синяя бархатная тряпочка была обрывком камзола Джоанны. Взяв след, Крошка рванулся вперед. Запах то появлялся, то исчезал, но пес не прерывал бега, пока внезапно дорогу ему не преградила река. Крошка бесстрашно бросился в холодную еще воду и, переплыв реку, заметался по берегу. Пахло цветами, рыбой, железом, конским потом… Не было только одного запаха — запаха хозяев.
Крошка потерял след…
— Fortare![134] — Джоанну грубо толкнули в спину, и она почти влетела в ярко освещенную комнату. После полутьмы погреба, превращенного шведами в гауптвахту, свет резал глаза. Джоанна от неожиданности зажмурилась.
